Поезд стоял полчаса, а затем отправился дальше.
Беглецы видели, как с перрона станции один за другим уходили все чины станции, которым полагалось присутствовать при отправлении поезда, и на платформе, как будто, никого не осталось. Есть им очень хотелось, — они с утра ничего не ели, — и они решили отправиться в станционный буфет, который еще, наверное, не успел закрыться.
Они направились к станции. Но только что они хотели подняться на платформу, как вдруг перед ними неожиданно вырос жандарм, — даже в настоящей жандармской форме, — только без погон.
Жандарм подозрительно оглядел две новые для него фигуры (всех местных жителей он, конечно, знал хорошо), — и остановил их:
— Вы откуда?
— Да вот, господин унтер, — отвечал Догерти, — отстали мы от поезда, — приходится догонять!
— А кто вы такие будете?
— Мы певчие, посланы были в Астраханскую певческую школу на выучку; школа теперь закрылась, и мы едем назад и не знаем, попадем ли домой.
— А паспорт есть?
— Как же можно без паспорта? Конечно, есть.
— Давайте-ка их!
Догерти и Афанасьев полезли во внутренние, специально пришитые карманы жилетов за паспортами. От волнения Догерти на минуту забыл свою «паспортную» фамилию и мучительно думал: «Как моя фамилия? как?».
Афанасьев достал первый и подал лист жандарму. Пока последний развертывал паспорт, Догерти успел достать свой паспорт, развернуть и бросить на него взгляд: «Постышев. Я — Постышев, Яков!»
— Как фамилия? — спросил жандарм.
— Иван Михайлов, — ответил усач.
— Постышев Яков, — вторил ему Догерти.
— А ваши вещи где?
— В вагоне остались, два чемоданчика, один черный, другой рыжий.
— А вот мы увидим, как это вы от поезда отстали. Пойдемте в дежурную!
И жандарм повел их в аппаратную, половина которой барьером отделялась от помещения дежурных агентов.
— Иван Петрович, — обратился жандарм к телеграфисту, — стукните-ка на станцию Несвижск, каки-таки чемоданчики забыли в поезде эти стрикулисты, рыженький да черненький. Поезд там стоит долго, успеют найти и прислать сюда… А вас я голубчики, арестую и пошлю куда следует!
Догерти чувствовал, что все здание его спасения, построенное с таким трудом, рушится…
Но Афанасьев, которому, очевидно, терять было нечего, — неожиданно набросился на жандарма с такими, неслыханными прежде капитаном, виртуозными ругательствами, что даже жандарм опешил. Так мастерски ругаться мог, очевидно, по его мнению, только действительно ученик певческой школы… Под напором Афанасьева он стал сдавать и только повторял:
— Чего ты лаешься?! Протокол составлю! Погоди уж! Вот сейчас узнаем, каки-таки у вас были чемоданчики!.
Не прошло и десяти минут, как аппарат стал выстукивать из Несвижска: «Чемоданы рыжий и черный найдены в третьем классе. Высылаются Зеленый Луг номером пятьдесят вторым».
Жандарм был изумлен и смущен: он был уверен, что задержанные бродяги попросту выдумали про чемоданы…
Афанасьев, а за ним и Догерти снова набросились на жандарма:
— Ага, что? Мы жалиться будем, теперь не царские времена, вам это наша рабоче-крестьянская власть не пропустит!
— Да плюньте на них, Максим Иванович, — вступился телеграфист, — не связывайтесь: руки марать не стоит!..
Жандарм махнул рукой:
— А убирайтесь вы к черту!.. Пойду лучше ужинать!
И грозное начальство ушло со станции. Вскоре пришел встречный товарный поезд 52-й, который привез чемоданы. Телеграфист выдал их под расписки «Постышеву» и «Михайлову», которые ног под собой не чувствовали от радости после такого оборота дела. Со следующим поездом они двинулись дальше; Афанасьев слез в Несвижске, а Догерти направился прямо в Москву, где он условился встретиться с женою.
8
Московская газета.
Елизавета Михайловна уже несколько дней ожидала мужа в скромных комнатах на Малой Дмитровке. Нечего говорить, как встретились супруги после дней таких ужасных переживаний…
В дверь постучали.
— Войдите! — сказал Догерти. Вошел номерной.
— Не прикажете ли свеженькую газету? — спросил он, подавая сложенный номер какой-то газеты.
Догерти взял.
— А как прикажете вас прописать?
— Капитан Догерти, — ответил капитан машинально.
Коридорный поклонился и вышел.
Елизавета Михайловна укоризненно посмотрела на мужа:
— А не сделал ли ты оплошности, назвав свою настоящую фамилию? Я ведь прописалась по оставшемуся у нас паспорту бывшей у меня в прошлом году горничной Дуняши.
Догерти сам чувствовал, что сделал ошибку; но, желая ободрить жену ответил:
— Ерунда! Мало ли теперь странствует по России разных капитанов; да и кто обо мне знает!
Он развернул газету и начал читать.
— Вот те и раз! — проговорил растерянно.
— Что такое? — взволновалась Елизавета Михайловна.
— Вот, смотри! — указал ей муж место в газете: «События в Нижнем Новгороде». В газете весьма правдиво, но в большевистском освещении, было описано то что произошло в Нижнем за последнее время, роль капитана Догерти и его таинственное исчезновение.
Елизавета Михайловна всплеснула руками:
— Да ведь наша гостиница тотчас должна уведомить полицию, что ты остановился здесь.
Супруги Догерти немедленно собрались, благо вещей у них было очень мало, — оставили деньги «за постой» на столе по приблизительному подсчету и вышли из меблированных комнат с тем, чтобы больше никогда в них не возвращаться.
9
Муха.
— А какая же дальнейшая судьба действующих лиц?
— Догерти с женой добрался до Маньчжурии и сначала бился там, как рыба об лед, в поисках работы. Одно время он был переводчиком в Американском железнодорожном техническом комитете, потом нашел другое занятие…
Никто, кроме близких друзей, не подозревал, что Догерти курит опиум… Иногда в этом отношении он доходил до последней, дозволенной ему грани… Один почтенный китаец рассказывал мне, что однажды он с двумя своими служащими глубокой осенью ехал по жел. дороге из Харбина в Хайлар. В одном отделении с ним ехал какой-то русский, отлично говоривший на интеллигентном китайском языке. Когда рассказчик извинился перед спутником и расположился покурить опиум, то был немало удивлен, что и его русский попутчик тоже устроился на верхнем сиденьи и также начал курить…