— Д-да п-почему… — завёл было он, но я перебила, хмурясь и крепче стискивая рукоять ножа:
— Проник на частную территорию?! Откуда у тебя ключ от сарая? Это очень странное поведение во время того, как весь город охотится на маньяка! Да и потом, — я сухо поджала губы и процедила, — ты очень похож под описание Крика.
— Я?! — ужасается Вик, оторопело глядя на меня сверху вниз и сжимая в руке черенок от метлы. — П-побойся Бога, Лесли, не шути так.
Он смотрит снова на мой нож и тихонько говорит:
— С-спрячь лучше эту штуку и б-больше старайся н-не ходить вот так. Если б даже у тебя в-во дворе был м-маньяк, н-настоящий, он бы тебя с-собственным ножом…
— А чем прикажешь обороняться?! И ты так и не сказал, что здесь забыл!
Вик кажется мне дико подозрительным и странным. Припёрся ночью, забрался на чужую территорию и корчит из себя сердобольного! Но моё лицо стремительно вытянулось, когда он выдавил, улыбнувшись:
— Т-так твоя мать с-сама наняла меня п-почистить дорожки…
Чего?! Брови поползли наверх, и судя по всему, у меня было настолько удивлённое лицо, что Вик закивал и с готовностью показал мне ключи, брякнувшие в руке, и метлу:
— Я вчера п-проводил тебя до д-дома и встретился с твоей м-мамой.
Мама?! Мама знает Вика?! Я смотрела на него с разинутым ртом, рассматривая вблизи крепкого мужчину в чёрной толстовке и спортивных свободных штанах, и слушала, но не верила. Хотя все обстоятельства стремительно вставали на свои места…
— Она иногда п-просила меня п-почистить вам д-дорожки зимой или п-присмотреть за клумбами, пока вы отсутствовали… — растерянно произнёс он и поднял перед моим лицом ключи — ещё раз, так, что знакомые брелки, два сердца, заполненных жидкостью и блёстками, стукнулись друг о друга. — Н-наверное, ты не особенно раньше интересовалась, к-кто это делал.
Чёрт! Проклятие! Да как неловко-то вышло! Как хорошо, что на улице темнотища — хотя бы не видно, что я покраснела. Выдохнув, я приложила руку ко лбу и проронила:
— Прости, это правда… было для меня неожиданностью. Вообще-то я думала, что ты на самом деле страшный маньяк, решивший в ночи устроить нам кровавую баню.
Стало ещё стыднее, когда он рассмеялся, чуть откинув голову назад и опершись о чёртову метлу. Смех оказался заразительным, так что я тоже улыбнулась — и стыдливо прикрыла ладонью глаза:
— Мне сейчас максимально совестно, что я напала на тебя с ножом.
— П-при исполнении, — заметил Вик, тепло улыбаясь.
— Ещё более совестно, что я не знала, что ты иногда нам помогаешь… — вздохнула я и почесала затылок, в этот момент ощущая себя ничем не лучше мерзкого Джонни Палмера.
— Д-да это ничего, — Вик вскинул брови, — я ж не за б-бесплатно работаю. Просто взял н-немного п-подработки перед школой…
Наверное, у него не очень-то хорошо с деньгами, раз он берётся за любой оплачиваемый труд. Странно: молодой мужчина, спортивный, хорошо выглядит. Приодеть — будет совсем симпатяга. Неужели он так отчаялся, что хватается за любую работу? Почему не устроится на другое место, более подходящее человеку, который, в общем-то, только начал жить?..
Задавать эти вопросы было очень неудобно, мы ещё не так хорошо знакомы, и я присела на край террасы, наблюдая за тем, как Вик достаёт из сарая металлическую насадку с зубцами на метлу, надевает чёрные рабочие перчатки и, тихонько посвистывая, идёт мести дорожки.
Спать не хотелось совершенно, в доме тихо и жутко. Хэлен и мама видят десятый сон в кроватях, я же как идиотка караулю их покой: завтра такой дурью больше не буду маяться! Я положила рядом на доски нож и баллончик, и, обняв себя за колени, принялась наблюдать за тем, как Крейн прибирается.
Воистину, правду говорят: человек часами может смотреть на то, как горит огонь, как течёт вода и как работает кто-то другой. Я прислонилась к опорному деревянному столбу, подпирающему крышу, и зевнула. Вик покосился на меня, улыбнулся и заметил:
— Может, п-поспишь пойдёшь?
Я хмуро покачала головой, сжав плечи.
— Что-то не хочется. Мне, если честно, одной совсем не по себе в доме, так что, если ты не против и я не помешаю…
— Нет.
Он продолжил работу, отвлекшись, а я поневоле залюбовалась видом. Как странно, в чём человек может иногда найти красоту. Кажется, обычные действия — что там мудрёного, мести дорожки? Но Виктор работал качественно и быстро. Он аккуратно огибал мамины гортензии и изящные клумбы, тщательно вымел все бордюры и пространство у забора. Было интересно наблюдать за тем, как золотая и багровая листва, загорающаяся маленькими огоньками в тёмной траве, сгребается во внушительные две кучки, похожие на костры. Небо уже почти рассвело, свет стал мягким, сиренево-чернильным. Силуэт Вика чёрной тенью вырисовывался на фоне осенних туч, которые уже затмили поднимающееся солнце. Двигался он быстро, но плавно, движения были удивительно лёгкими и танцующими. И глядя на то, как просто и скоро у него всё получается, я ощутила, как тугой узел в горле, мешающий дышать ещё со вчерашнего дня, словно подразвязался…
Моё утро стало из кошмарного удивительно спокойным, и вдруг захотелось чем-то отблагодарить Крейна. Я закусила щёку изнутри и подумала, чем — как вдруг ответ пришёл сам собой.
— Вик? — на мой оклик он задумчиво поднял глаза. — А хочешь кофе?
— Н-не откажусь, — пожал он плечами и вновь вернулся к работе, мерно взмахивая метлой. Вот и славно! Я потихоньку вошла через вторую дверь сразу на кухню. Слава Богу, все в доме ещё спали… Только в коридоре мерно тикали часы — вот и всё, больше ни один звук не нарушал сонной тишины.
Я налила воды из фильтра и поставила чайник греться на плиту, задумчиво глядя в окно на плавно движущийся силуэт. Такими темпами он скоро закончит работу.
Я взяла две одинаковые кружки и поставила их в капсульную кофе-машину: вскоре два капучино были готовы. Я добавила себе по вкусу горячей воды, затем, подумав, быстренько сделала пару бутербродов с арахисовым маслом на тостовом хлебе: только такой и остался. Подноса не нашлось, так что я поставила тарелку на сгиб локтя и взяла в каждую руку по кружке, очень надеясь, что не обольюсь.
Толкнув бедром дверь, вышла из дома на террасу и вдохнула — как же здесь хорошо. Тишина просыпающегося города, спокойствие и утренняя свежесть… Вик снял капюшон с головы и я поняла, что он уже всё смёл, а теперь убирал длинные волосы в хвост: завидев меня, подскочил, к моему удивлению, почти сразу и без разговоров забрал обе кружки, присев на край террасы. Он поставил кофе на дощатый пол, прихватил зубами край перчатки и стянул её с руки, второй рукой подбирая волосы резинкой.
Я устроилась неподалёку, поставив тарелку на колени, и взяла свою кружку.
— Ну, с добрым утром, — вздохнула я и отчаянно продолжила, — и прости, что едва тебя не заколола.
— Д-да всё нормально, — усмехнулся он и отпил кофе, прищурившись.
Сидеть вот так этим утром вдвоём и молчать, наслаждаясь тишиной и какой-то странной надёжностью, было невероятно хорошо. Неловко признаваться, но впервые с того момента, как я очутилась в этом странном, чужом мире, мне так спокойно.
Он заткнул перчатки за кожаный ремень специальной рабочей сумки, пристроенной на бедро, где хранил что-то по мелочи вроде ключей, отвёртки, швейцарского ножа, верёвки… долго разглядывать было неудобно, но что, он неужели ещё и подрабатывает в других местах?..
— Чинить что-то собрался? — кивнула я, прокатывая горячий кофе на языке. Вик пожал плечами.
— Я сегодня в п-полицейском участке буду вечером, в-вчера-то не вышло, пришлось позвонить и и-извиниться… — он замялся, потёр выбритый висок.
— Для уборщика ты что-то слишком франтишь, — улыбнулась я, кивнув на его волосы. — Причёска у тебя очень стильная.
— Это всё бабуля, — улыбнулся Вик в ответ, и в его настороженных прозрачных глазах, где всё время стыло неосознанное ожидание подкола или тычка, вдруг разлилось тепло. — Она п-приучила. Чёрт возьми, понимаю, что это с-странно, — хохотнул он вдруг и покачал головой. — У нас каким обычно уборщик должен б-быть? Ну?