Если зимой она опять останется одна и у нее не будет утешения, что вечером она может встретиться с ним, тогда вокруг снова наступит мрак и уныние. Что уж греха таить, Хьельсберг стал для нее единственным светом в жизни…
…Вошла Лена с руками, красными от сока, который она только что выжимала, и начала накрывать на стол.
Сегодня в кухне все просто с ног сбились. К обеду подали приторный сливовый суп. Тетушка Раск не вышла к столу — она не могла отлучиться из кухни, пока не управится с вареньем.
А после обеда все толклись между кухней и кладовой, осматривали банки и бутылки и готовили записки с названиями, которые нужно наклеить, когда варенье остынет…
— Ох, как досадно, что мне надо снова идти в старом пальто, ведь новое уже почти готово! — вошла в комнату Арна, растопырив пальцы, липкие от возни с ягодами; она торопилась переодеться, собираясь на урок французского. — И как назло, нужно проходить по Гроттенбаккену, как раз мимо дома Скэу!
Она осторожно облизывала губы кончиком языка; видно, обожгла рот и не хотела показать, что уже полакомилась вареньем…
— Что, никого нет? Куда же все разошлись? — тихо появился в дверях Антун. Опять он здесь!
— Право, не обратила внимания. — Майса ожесточенно строчила на машине.
Он остановился, нерешительно постоял в дверях… Волосы белесые, очки в золотой оправе, поверх жилета золотая цепочка.
— И вы, значит, совсем одна, Майса? — ухмыльнулся он и подошел поближе.
— Не совсем, господин Транем, ваша сестра только что была здесь.
— А что это такое красивое вы шьете сегодня?
— То же, что и вчера.
— Ах да, парижское пальто… Вряд ли вам надолго хватит этих несчастных марки и шести шиллингов, что вы получаете за день. А ведь еще и развлечься хочется. Но вы-то, наверно, не думаете о развлечениях. Вас такие вещи ничуть не интересуют… — Он стоял, покачиваясь, и нащупывал что-то в кармане жилета…
— Знаете, мне некогда с вами разговаривать.
— Вот как, хе-хе-хе! Ну еще бы! Какие мы гордые! А что вы скажете о пяти далерах? Вы могли бы завтра вечером сходить в Клингенберг на бал…
Он достал из кармана голубую бумажку в пять далеров и бросил ей на колени.
— Заберите, слышите! Пожалуйста, заберите, а то я их брошу! — Она протянула ему деньги.
— Чепуха! — рассмеялся он. — Перестаньте, Майса. Берите, раз дают. В этом нет ничего дурного. Я же никому не скажу, не бойтесь!
— Сейчас же заберите деньги, слышите!
Она поднялась и швырнула ему бумажку. Та упала на пол, и в эту минуту в дверях появилась тетушка Раск; она шла из кухни.
Майса подхватила шитье, соскользнувшее с колен, и быстро села за машину.
— Вы не знаете, тетушка, отец уже ушел в контору? — в замешательстве спросил Антун.
— Мне кажется, ты должен бы знать, что он, как всегда, пошел наверх отдохнуть, — холодно сказала фрекен Раск, не поворачивая головы. А деньги валялись на полу у самой ножки стола.
— Вот это я и хотел узнать, только йомфру не смогла мне ответить, — проговорил он и ушел, сделав вид, будто очень спешит.
— Я думаю, не ваше дело отвечать на подобные вопросы, йомфру Юнс, — с возмущением заметила фрекен Раск.
— Причем здесь я, если господин Транем вошел и спросил меня, фрекен? — вся красная и со слезами на глазах ответила Майса.
Деньги лежали на полу и, казалось, жгли ей глаза… Но теперь уж она не смела поднять их и отдать тетушке Раск. Как глупо, что она не сделала этого раньше. Получится, будто она все-таки приняла их…
…Майса снова осталась одна; она старалась справиться с собой — надо по крайней мере пойти и рассказать все, как было!
Но фрекен Раск такая недоверчивая…
А если еще она заметила деньги возле ножки стола, тогда совершенно ясно, что она подумала…
Так прошел весь вечер. Майса снова и снова переживала случившееся и едва сдерживалась, чтобы не расплакаться… Ей казалось, что в этом доме ей расставили ловушку…
И как избавиться теперь от этих мерзких пяти далеров?
Небось негодяй Антун тут больше не покажется. Придется забрать их домой!
Она не могла отделаться от ощущения, что, пока деньги у нее, он имеет какую-то власть над нею…
Но она их вернет, во что бы то ни стало вернет, только бы улучить минуту, когда он будет один, пусть даже ей придется бросить эту бумажку ему в лицо!
Ох, сколько горя может причинить вот такой бездельник…
А как быть с Хьельсбергом?
Сгоряча она решила, что сразу расскажет ему все, как только они встретятся, и не могла дождаться вечера.