Камиль кивает музыкантам. Начинаем.
Вспышка. Влад сидит в кресле и держит гитару, смущенно говорит: «Я тут написал песню…». Вспышка.
Как же раскалывается голова. А еще этот яркий желтый свет. Хочется закрыть глаза, оказаться где-нибудь в лесу, желательно сосновом, и лежать на деревянной скамейке, смотреть вверх, вверх, вверх… И видеть, как кружится небо вместе с соснами.
Ярик трясет головой, начинает первый припев:
— Мертвые страницы мертвых людей,
Даты рождения в календарях
И вечный оффлайн,
Отдельный список для друзей —
Вся жизнь в единицах и нулях
Через дедлайн!
Песня, которую мы играем, задевает меня за живое. За то, что еще не убито, не прогнило. И тяжкий звук гитар захлестывает всех нас.
Недавно я узнал, что Игоря, моего непутевого братца, все-таки посадили в тюрьму. Не за наркотики, не за Аксинью и не за воровство. Одним вечером он застрелил родную мать, а затем пришел с повинной в полицию.
Какую фразу он выдал бы, узнай, что мне осталось жить примерно пять месяцев, а то и меньше? Раскаялся бы в плохих поступках или плюнул бы прямо в рожу?
Пульс начинает учащаться. Сложно считать, но, полагаю, пульс с восьмидесяти ударов в минуту повысился до девяносто. Тревожный звоночек.
Вспышка. Уставшее без эмоций лицо Игоря, держащего в руке револьвер. Вспышка.
Камиль Бас хватается за микрофон:
— Кто бы мог подумать, что сегодня мы
Будем помнить тех, кто, волею судьбы,
Ушел из жизни, оставив профили в сетях,
Кто остался на стене, в личке и друзьях,
Будем помнить, ставить на аватар свечи,
Организовывать группы памяти и онлайн-встречи,
Что скоро сами будем памятью — нули и единицы
Сообщества ВКонтакте «Мертвые страницы».
Причина смерти отца Игоря — инсульт.
Какова будет моя причина смерти? Рак?
Вспышка. Представляю недалекое будущее: кладбище, весну. Наблюдаю из-под земли, как Анастасия и Владислав кладут цветы на могилу. Они знают, что я не люблю цветы. Они знают, что я желал быть развеянным ветром, а не храниться костями в земле. Вижу, что Настя беременна. Они назовут сына в честь одного знакомого, но рано умершего музыканта, а если будет дочь, то никогда не назовут ее Катей, потому что это имя им ненавистно. Вижу, что рядом со мной еще одна могила — Екатерины Манчкиной. Ее причина смерти — воздушная эмболия вследствие введения в вену шестидесяти кубиков воздуха. Осознаю, что похоронен в чужом мне городе, в Арзамасе. Вспышка.
Чувствую усталость в ногах, поэтому стою на одном месте на протяжении всей композиции. После повтора припева первого, я исполняю припев второй:
— Пусть ничто не обманет,
Ведь тебя не станет,
И, быть может, попадет
Твоя страница в переплет.
Ты станешь идеальным
На кладбище виртуальном
Цифровой боли. Memento mori…
Я не сообщал ни отцу, ни матери, ни кому-либо из родственников об опухоли и ее метастазах. Эти люди мне давно чужие, мы взаимно делимся безразличием.
Вспышка. Представляю, как звоню маме в тюрьму, говорю, что умру молодым, а она отвечает: «И?». Представляю, как где-то на одной из темных улиц под забором нахожу пьяного отца в порванном тряпье, сообщаю о раке, слышу в ответ: «Ты кто?». Вспышка.
Ты кто? Ты кто.
Боли, тошнота, слабость во всем теле — да, сатана меня побери, я знал, на что шел, соглашаясь на сто восемьдесят минут настоящей жизни. Это и есть безумие.
Люди считают, что совершить какой-то интересный, но рискованный поступок — безумие, а горбатиться в офисе на чью-то фирму с восьми утра до пяти вечера с понедельника по пятницу — нет. Странные, странные, странные люди.
Кричу до хрипоты:
— Memento mori.
Помни о смерти.
Помни о смерти!
Тем не менее, «Волки» подстраховались — там, в закулисной комнате, сидит медбрат, готовый, в случае беды, прийти на помощь.
Вспышка. Мать пинает меня по животу.
— Ну, сыночек, будешь еще разбивать банки с медом?
Еще пинок.
— Я не слышу!
Вспышка. Надежда Леонидовна, хирург, подносит иглу с травматической нитью, «троечкой», к моему лицу.
— Потерпи, малыш.
И перешивает ножку Филатовского стебля к моему подбородку, точнее, к тому, что от него осталось.
Следующий месяц я хожу с пришитой к лицу левой рукой.
Вспышка. Игорь вваливается в комнату.
— Макс, слышал, что у Аньки сбылась мечта? Хотела, чтобы братишка не бесил ее, так все. Утонул он.
— Антон?
— Да. Небось, Анька сейчас от радости пляшет.
Вспышка. Эндрю потирает ладони, с возбуждением поглядывая на товары с логотипом Bish-B.
— Хороший бизнес мы устроили. Футболочки, маечки.
Вспышка. Кэти Фокс спрашивает:
— Не хочешь с моей подругой из Украины устроить фиктивный брак? Ей для гражданства надо.
— Нет, у меня кое-кто есть.
— Что, девушку себе на четырнадцатое февраля нашел?
Ага, девушку…
Вспышка. Рома, он же Глеб, надевает шлем, заводит мотоцикл.
— Ты и Таня — вы мне дороже жизни. Помни это. Всегда.
Вспышка. — Рома — гей?
Катя 3.5 в прямом смысле хватается за грудь, падает на пол в диком приступе хохота.
— Вот дура, а я хотела с ним трахнуться!
Я не верю, что он гей. Я так запутался, что не знаю, чему верить.
Вспышка. Выхожу из палаты. В коридоре стоит гроб. Как раз для четырнадцатилетнего подростка.
Белый свет ламп освещают мне путь до туалета. Спотыкаюсь, чуть не падаю на еще один гроб.
В ожоговом отделении каждый день кто-то умирает.
Вспышка. Олек выбегает из подъезда первым. За нами гонятся виртуальные файтеры, которых, вероятно, разозлил тот факт, что два паскудника уничтожили им бухло. Олек дышит:
— Чувствую себя Тайлером Дерденом.
Вспышка. Я спрашиваю Игоря:
— Ты веришь в бога?
Мы сто раз задавали этот вопрос друг другу, но все равно отвечали, словно впервые слышим.
— Нет.
Вспышка. Кристи надевает очки, утыкается в маленькую книжку. Мы спешим на День рождения Эндрю, а она умудряется читать по дороге.
— Где зрение потеряла?
— В детской колонии много читала… Боже, Тайлер Дерден — мой идеал.
Вспышка. Я иду в школу по оживленной улице. Какой-то парень окрикивает меня:
— Эй, ты че в маске? Болеешь чем?
Бесят эти вопросы. Выхожу из себя:
— Да, болею СПИДом!
Вспышка.
— Я тебя люблю и считаю своим парнем. А ты?