– В моем новом офисе. Что случилось, Стив?
– Ничего, черт возьми, не случилось. Я нормально. Все нормально. Всегда, блин, готов. Морпехи навсегда. Просто увидел эту чудесную новость и позвонил.
– Как жена?
– У нее все хорошо, все хорошо. Не так хороша, как твоя хороша, но все хорошо.
– А дети? Как дела у детей?
– Дети в порядке. Они иногда доставляют хлопоты, но для этого они и нужны. Занимаю свои мысли их проблемами и отвлекаюсь от своих собственных. В общем, проблем не больше, чем у других детей.
– Где ты?
– Я в хорошем месте. Называется «Сладкая вода Рэя». Я тут живу недалеко.
– Болдуин-Хиллз? Ты там еще долго будешь?
– Да, думаю, да. Наверно, да.
– Почему бы мне не пропустить с тобой пару стаканчиков?
– Приезжай, но лучше бы тебе сойти за черного, – говорит он. Он думает, что это очень смешно, и я слышу, как он смеется, когда кладет трубку.
Я вхожу в «Сладкую воду Рэя». Это больше похоже на Уоттс, чем на Болдуин-Хиллз. Здесь прохладно и темно, особенно после высокого жаркого солнца Южной Калифорнии. Вы видели эту сцену в кино. В основном в вестернах. Незнакомец заходит в бар. Внезапная тишина. Смертоносные взгляды. В кадр попадает самый крутой парень в зале. Бармен и различные прихлебатели смотрят на него в ожидании реплики. Собирается ли он убить незнакомца прямо сейчас или сначала поиграет с ним? Конечно, они не знают, что я не настоящий китаец, я Дэвид Кэррадайн, шаолиньский монах, и я могу бить ногами быстрее, чем обычный человек может стрелять. Я Алан Лэдд, но люди зовут меня просто Шейн.
Внезапно раздается голос из глубины комнаты, за бильярдным столом:
– Эй, вы все, оставьте его в покое. Он такой же ниггер, как и мы. У него просто на лице повязка телесного цвета.
Вполне обоснованно раздается всеобщий смех. Некоторые смеются сильнее, чем того заслуживает шутка, но они приветливы. Напряжение спадает. За меня поручились. Я схожу за черного. Я иду вглубь бара. Музыка неплохая. Старомодная, больше ритм-н-блюз, чем рэп. Она звучит из экстравагантного музыкального автомата, который проигрывает компакт-диски.
Стив сидит за столиком с четырьмя другими парнями. Троим из них около пятидесяти, четвертый парень старше: ему шестьдесят или больше, волосы почти белые. У всех есть пиво и закуски. Арахис и жареные свиные шкварки. Я сажусь. Разговор прекращается. Никто не выглядит враждебным, все просто спокойны. Молодая официантка, одетая в розово-фиолетовую лайкру с головы до ног, подходит и выпячивает широкое бедро. Старик с седыми волосами ласково поглаживает ее. Она говорит ему, что он слишком стар. Он отвечает, что проблема не в том, что он слишком стар, а в том, что у него слишком большой. Я прошу бутылку «Бада» и еще одну порцию того, что пьют все остальные. Я предлагаю двадцатку, она выхватывает ее.
– Дай человеку сдачу, – говорит Стив, – без всяких твоих игр.
– Он белый, – говорит старый мужчина мужчинам помоложе. – Почему бы нам не спросить его?
– Но это не значит, что он знает правду. Может, он вообще ничего не знает.
– Я считаю, что надо его спросить.
– Я считаю, что ты придурок.
– Этот, с белыми волосами и большой пастью – Марлон Мэйпс, – говорит Стив. – Это Рэд, Кенни и Шейверс.
– У нас тут спор. И эти идиоты не видят правды, – говорит Рэд. – Ты готов к правде, белый парень?
– Это мой друг, – говорит Стив.
– Это твой белый друг, – говорит Кенни. – Вот это правда.
– Есть места, где не важно, белый ты или черный, – говорит Стив.
– Это всегда важно, – говорит Рэд.
– Всегда, – говорит Шейверс.
– Когда, например, это не важно? – спрашивает Марлон.
– Всегда важно, – говорит Рэд. – Вот вывод.
– То-то. Черный, белый. Точно. Ты прав, ты прав.
– Хорошо, Стив. Когда, например, это не важно?
Он не может просто сказать: «Вьетнам. Во Вьетнаме это не имело значения». Потому что это имело значение. Это имело значение в отпуске. Это имело значение на базе. Это имело значение, когда играла музыка, когда нужно было набрать выпивки, когда была наркота, когда нужно было раздавать повышения, когда нужно было выполнять приказы. Это имело значение все время и каждый день. Мы оба это знали.
Но иногда это не имело значения. В патруле это не имело значения. По крайней мере, для Стива и для меня. Это не имело значения в перестрелке. Это не имело значения, когда американские военные силы объявляли, что у них есть дела, которые выходят за рамки расы.