Пола настолько растерялась, что совсем забыла об опасности. Интересно, смогут ли горожане устоять? Сейчас, когда отец уехал вместе с большей частью гарнизона, все чувствовали себя неуверенно. Она смотрела вниз и видела, как мужчины и женщины с топорами и пиками снуют в растерянности вдоль городской стены, пытаются собраться с силами, вспоминают о своих обязанностях и спешат кто куда. Сама же она никак не могла сдвинуться с места. Оттуда, где были защитники, доносились визгливые крики.
— Кто проворонил? Почему погас огонь?
— Смола остыла! Это же не моча какая-нибудь!
По другую сторону стены, на приличном от нее расстоянии стояли норманны и как бы в замешательстве смотрели на город. О чем они думали? Неужели решили отменить атаку? Может быть, помогли молитвы, и Дева Мария остановила их или удерживает до того времени, пока жители Бауэкса успеют приготовиться к обороне?
— Госпожа-а-а! Моя юная госпожа-а-а! — истошным голосом закричал кто-то за спиной у Полы. Она обернулась, увидела свою кормилицу. Старуха бежала к ней и размахивала руками, как ворона крыльями.
— Скорее! Спрячемся! Язычники! Они выстроили огромные лестницы с той стороны стены. Будут в городе с минуты на минуту. И не стой ты там на виду: стрела заденет, когда меньше всего ожидаешь!
«Прятаться?! Зачем? Рано или поздно все равно найдут. Лучше, чтобы схватили открыто, чем дожидаться, пока тебя вытащат, как паршивого, трусливого котенка», — подумала Пола.
Вдруг словно гром грянул среди ясного неба. Раздался боевой клич норманнов. Они кричали «Вперед» и еще что-то, чего она не могла разобрать. Холод пробежал по спине, подогнулись колени, в ушах зазвенели дикие вопли кормилицы. Все произошло в мгновение ока. Первые норманны перелетели через стены, рванулись к порту, открыли ворота. Стремительно ворвались все остальные, которые ждали снаружи. Пола стояла, смотрела, и ей казалось, что все это творится не здесь, не в ее родном городе, и что тело ее сейчас находится где-то в другом месте. Однако она ошибалась, тело было на том самом месте. Норманн, взобравшийся на стену, остановился и расплылся в улыбке. Через секунду он уже волочил ее вниз по лестнице. Она пыталась вырваться, ударить его, орала ему прямо в ухо. Он даже не остановился. Туника сползла с нее, вот и все, чего она сумела добиться. Воин заметил ее наготу и с ухмылкой запустил руку между голых девичьих ног.
«Ну вот, — подумала она, — теперь мне предстоит та самая участь, которой так часто пугал меня отец».
Пока она билась в его грубых руках, туника обвила голову. Так она и металась с закрытым лицом, не заметив, как они очутились возле реки. Он смаху бросил ее на землю. Голова все еще кружилась. Повсюду лежали связанные веревками защитники крепости. Еле сдерживаясь, они бормотали проклятия. Над ними громко рыдали женщины и дети. Целая гора добычи лежала справа от нее и росла на глазах. Все новые и новые воины возвращались из города с поживой. Она узнала какие-то вещи из своего родного дома. С одной стороны из кучи торчало их шикарное серебро. Сверху на ворохе одежды лежала медвежья шуба отца. А вот, дьявол его побери, какой-то высокорослый весельчак показывает всем ее самый дорогой браслет.
Наконец, она поняла, что ее бросили к ногам человека, сидящего на стуле. Не связали, не отправили в загон для женщин. Стул — первое, что она разглядела. Потом мускулистые ноги, крест на крест перевязанные ремешками. Натягивая на себя соскользнувшую тунику, Пола рискнула окинуть взглядом всего мужчину. Он сидел с обнаженным торсом и держал шлем на коленях. По его груди струился пот. Он, конечно, участвовал в штурме. Но был ли он предводителем? Во всяком случае, он, несомненно, единственный из всех норманнов не стоял, а сидел. Но вот он встал, наклонился и поднял ее. Она не сопротивлялась. Он резким движением сорвал с нее тунику, и Пола, обнаженная и босая, оказалась на самом виду у норманнов и пленных горожан. Она не стала закрываться руками и прикрывать грудь, как это сделала бы всякая девушка на ее месте. Злые языки осудили бы ее, если бы только им представилась такая возможность. Однако она не чувствовала никакого стыда или позора, скорее некую жажду, сильное нетерпеливое желание. Сейчас ее будут рассматривать! Но не сама же она выставила себя напоказ! Потихоньку она начала поглядывать на своего оценщика. Мгновенно отметила: «Возраст моего отца, жилистый и стройный. Почему я считала, что все норманны — волосатые и толстопузые?» Она была слегка разочарована. Неужели такой, по виду обычный человек может повелевать?
Они стояли друг против друга, близко, лицом к лицу. На его загорелый лоб свисали пшеничные пряди волос, глаза сверкали любопытством. Он вытянул вперед правую руку, взял девушку за подбородок и повернул ее голову сначала вправо, потом влево. Приблизился и провел руками по талии и бедрам, как будто снимал мерку. Она сжала колени и напряглась в ожидании. Но он ограничился только тем, что погладил ее по животу и остановил свой палец на самом чувствительном месте. Она пошатнулась, ей показалось, что земля уходит из-под ног. «Если он надавит, то почувствует мою внутреннюю влагу», — подумала Пола и покраснела. Кровь прилила к лицу, но она не осмелилась посмотреть вниз на свое тело и так и не узнала, покраснела ли она вся. Когда дело дошло до самого ужасного, и палец его был уже почти там, она смущенно подняла на него глаза.