которой он уже успел развести огонь: «Прикрой-ка дверь, парень. Прежде чем потеплеет, еще успеет чертовски
похолодать».
Тогда я шел на золотистый свет от печки сквозь темное нутро сарая. Подойдя, вставал спиной к огню и смотрел на
Бена. Он курил, сидя на двухсотлитровой бочке. Его ноги в рабочих ботинках не доставали до пола около фута, а воротник
пальто был поднят, скрывая шею.
«Да, работа нам сегодня не помешала бы. Не помешала бы».
Потихоньку начинали собираться остальные рабочие. Приход каждого из них оставлял нам с Беном все меньше и
меньше шансов. Вскоре сарай наполнялся дымом, неприличными анекдотами и жалобами на то, что приходится работать в
такой собачий холод.
Бен обычно не участвовал в этих разговорах.
Спустя какое-то время приходил бригадир. Это может показаться смешным, но я даже начинал нервничать, когда он
принимался читать список. С красноречием армейского сержанта бригадир отрывисто выкрикивал, что нужно сделать и
кого он берет на эту работу. «Трое на электрическую подстанцию» или: «Укладка труб в южном секторе — восемь
человек». После этого он зачитывал список: «Бак, Том, Счастливчик и Джек — пойдете со мной».
В том, что тебя выбрали, была какая-то честь. Тебя отметили, выделили из общего числа — даже если тебя нанимали
всего лишь рыть котлован. И насколько почетно было быть избранным, настолько же стыдно было оставаться за бортом.
Снова и снова.
В кастовой системе нефтяников ниже поденного рабочего стоял только безработный. Если ты не был сварщиком, то
мог вкалывать на буровой вышке. Если не на вышке — ты мог обслуживать скважины. Наконец, если ты и к этому не был
способен, — тебя брали на подсобные работы. Но если ты и в качестве подсобника не годился...
Как правило, нас с Беном не брали даже в подсобники. Те из собравшихся, кому не посчастливилось попасть в список
избранных, посидев еще немного около огня и пробормотав что-то вроде того, что им все равно не очень-то хотелось
сегодня выходить на работу, постепенно разбредались, оставляя нас с Беном одних. Нам некуда было идти. Кроме того, всегда оставалась надежда, что подвернется еще какая-нибудь работа. Итак, мы продолжали ждать.
Тогда-то Бен и начинал говорить. Переплетая правду с небылицами, он рассказывал истории о разведке нефтяных
месторождений с помощью «волшебной лозы» и мулов. Утро постепенно превращалось в день, а мы все сидели на старых
покрышках и ведрах из-под краски и путешествовали по пыльным дорогам памяти Бена.
Странными мы были приятелями. Во многом мы были полными противоположностями друг друга. Мне тогда
только-только исполнилось пятнадцать, а для Бена та зима была семидесятой. Я — совсем неопытный, верящий в то, что
самое лучшее еще впереди, и Бен — немало повидавший на своем веку, высохший, живущий воспоминаниями о былых
победах.
Но так или иначе мы подружились. Ведь мы оба были самыми обычными безработными. Нас сближали неудачи. Нас
можно было бы назвать «слишком рано и слишком поздно».
Понимаете, о чем я? А может, вы и сами — из таких?
Шерри — такая. После двенадцати лет брака и троих детей ее муж нашел себе жену помоложе. Поновее. Шерри
осталась одна.
Мистеру Робинсону довелось испытать то же самое. Тридцать лет он работал на одну компанию и почти достиг
вершины. Когда прежний президент вышел в отставку, он знал, что его назначение — всего лишь вопрос времени. Но у
совета директоров было на этот счет свое мнение. Им нужна была молодость, а как раз ее у Робинсона не было. Поэтому
президентом стал другой.
Мануэль может рассказать вам о том же. Обязательно рассказал бы, если бы был способен. Нелегко быть одним из
девяти детей, растущих без отца в долине Рио-Гранде. Но Мануэлю приходится еще труднее. Он—глухонемой. Даже если
бы поблизости и была школа для детей с подобными проблемами, у него нет денег, чтобы заплатить за нее.
Безнадежный неудачник.
Маленький человек.
Социально неадаптированный.
Человек без будущего.
Какими бы словами это ни называли, смысл — один и тот же. Если все время слышишь, что ты — ничтожество и
никому не нужен, постепенно начинаешь этому верить. Начинаешь верить, что ты — именно тот случай: «слишком рано и
слишком поздно».
Если это — о вас, то моя книга попала к вам в руки очень вовремя. Видите ли, Бог с особой заботой относится к тем, кого все оставили и позабыли. Никогда не замечали?