Выбрать главу

Но тогда, зимой 96-го, далеко ещё было до смерти. Мы говорили о жизни. Вспоминали случаи и людей, пытавшихся повернуть нашу судьбу.

- Я, может быть, сейчас где-нибудь в Африке жил, скажем, в Аддис-Абебе, - с легкой улыбкой говорил Витька, поглаживая коньячный стакан. - А мог бы и в Литву переехать. Сейчас бы слово "Вильнюс" строго по-литовски произносил!

Вильнюс - это из Витькиной молодости. Вильнюс - это начинающая актриса Лина Бракните. В своё время ей пророчили блистательную карьеру, но... кто сейчас помнит фильмы, в которых она снималась?

Витька их помнил. Всю жизнь.

Случайно познакомившись с Линой в Москве, он влюбился в неё. С поклонниками молодых актрис такое бывает. Несколько раз ездил в Вильнюс, но как-то так, по-приятельски. Бродили по городу, заходили в кафе. Сидели, разговаривали обо всём...

- Там такие уютные кафе, что можно сидеть в них часами. Просто так, ничего не заказывая. И это не надоедает, - рассказывал Витька. - Я даже выучил по-литовски одну фразу: "Девушка, принесите нам что-нибудь для сердца!" И знаешь, Серега, официантка всегда приносила нам именно то вино, которое мы и хотели заказать. До сих пор этому удивляюсь!

- "На свете есть такое, друг Горацио...", - тряхнул я Шекспиром.

- Поддерживаю, - сказал Витька.

Мы дружно выпили за Шекспира. А тост за Горацио отложили на потом.

- Ладно, с Литвой мы разобрались. А что там насчет Африки? - спросил я, небрежно закусив Шекспира.

- А с Африкой было так, - продолжил Витька. - Это окончил я, значит, наш родной Литинститут, сижу с дипломом у себя на Восстании и думаю: куда мне теперь идти? Чем заняться? Прозу писать - настроения нет, стихи сочинять - тем более. Издательство, где я работал корректором, за десять лет осточертело. Может, думаю, сторожем в зоопарк пойти? А тут звонит дядя Дима и говорит: приезжай, Витя, ко мне, будем вместе о твоём будущем думать. Я и поехал...

О дяде Диме я знал раньше - из рассказов Витьки. В своё время дядя был дипломатом в нескольких европейских странах. И хотя к 87-му дядя уже отошёл от дел, прежние связи у него, безусловно, остались.

- Так вот. Приезжаю я к дяде Диме, а он мне и говорит: "В Африку хочешь? Будешь в посольстве работать. Начнёшь с посланника по культуре, а дальше все от тебя будет зависеть. Может, и до дипломата дорастёшь". Я подумал: а на кой мне эта Африка сдалась? И спрашиваю у дяди: "А куда-нибудь поближе нельзя?" "Можно и поближе, - говорит он. - Например, в Венгрию поехать, в военную газету". Я подумал: а почему бы и нет? Согласен, отвечаю. Ну и уехал в Венгрию. Три года там проработал, пока Горбачёв наши войска из Европы не вывел. В Венгрии мне понравилось: ничего страна, культурная. Одни мадьяры кругом, зато вино дешёвое. В общем, жить можно, - заключил Витька свой рассказ.

Мы выпили за мадьяр и снова вернулись к Горацио. В смысле, провозгласили тост и за него. Потом выпили за лещей, начиная по старшинству - от большого к маленькому... Словом, сидели и развлекались в лучших традициях Литературного института. Умудрённая опытом старость заглядывала в окна и стояла у двери, не решаясь войти, понимая, что ничего уже не исправишь и не изменишь.

...Через два дня, поздним вечером, я уезжал к себе в Волгоград. Витька проводил меня до троллейбусной остановки.

- Ну, пока! - мы пожали друг другу руки. И разошлись. Он - к себе на шестой этаж, я - к себе: в троллейбус и на вокзал. Остальное - на совести Министерства железнодорожного транспорта.

Потом я буду ещё не раз приезжать к Витьке в гости, и каждый новый приезд будет в чём-то похож на предыдущую встречу, а в чём-то и не похож. Всё будет зависеть от обстоятельств.

Вот только о Вечности мы с Витькой говорить больше не будем. И это правильно. Вечность можно пообещать один только раз. Иначе это будет уже не Вечность, а эпизод очередного застолья.

6.

Минут двадцать сравнительно быстрой езды на "маршрутке" - и вот оно, Троекуровское кладбище. Почти рядом, примерно метров четыреста от остановки. Это хорошо, но не очень. Пока доберешься до зала траурных церемоний, непременно наткнёшься на какое-нибудь кафе. Так у нас и получилось. Шли. Наткнулись. Открыли дверь. Чисто, светло. Полдесятка столиков готовы принять нас как самых желанных гостей. Осталось только решить, что взять. И сколько.

Апостол подошёл к стойке и ненадолго задумался. Тень Ивана Бездомного маячила за его спиной.

- Абрикосовая есть? Только тёплая, - спросил Апостол.

- Какая ещё абрикосовая? - за стойкой округлили глаза. - Нет у нас никакой абрикосовой!

- Тогда дайте нарзана, - всё так же невозмутимо продолжал Апостол.

- Чего? Какого нарзана? - за стойкой явно обиделись. - Смотрите и выбирайте, - и показали на полку, густо уставленную бутылочками и баночками разнообразных цветов, форм и размеров.