И начинает читать:
Берёзы, избы, вороньё,
Печаль хмельного гармониста...
Всё это больше не моё,
Как тёмный храм для атеиста.
Теперь все дни встают всерьёз,
Волнуют нас иные вести.
Прошли столетия для слёз,
Грядут столетия для мести.
Летят проклятия в зенит,
Дрожат напуганные пасти.
Церковный колокол звонит,
И разрывается на части.
Что делать - больше не вопрос.
Уже, сквозь мрак и вечный холод,
На Русь спускается Христос,
В руках сжимая серп и молот.
Я слушаю Апостола - и ловлю себя на мысли, что до Лефортово эти стихи, пожалуй, не дотягивают. И к приглушённому выстрелу на темной улице опоздали этак лет на шестьдесят. На укол отравленным зонтиком автору тоже рассчитывать не приходится. Всё бледно и всё вторично - от гармониста с березами и вороньём до церковного колокола, который разрывается на части. Вот разве что Христос с серпом и молотом? Но и за это под расстрельную статью не подведут. Не гексоген же держит в руках Христос! Не похож он на международного террориста. Да и само его хождение, то бишь, спускание в народ явно навеяно "Двенадцатью" А. Блока.
Апостол умолкает и долго смотрит в стакан. Сейчас он похож на человека, который стоит на мосту и размышляет: прыгнуть или не прыгнуть?
- Ну, давай! - наконец, решается он. И прыгает.
Мы расправляемся с коньяком и дружно закуриваем. Апостол отправляет бутылку в урну и прячет стаканы в пакет. Был бы жив Витька, наверняка бы сказал: "А вот это, ребята, умно! Стаканы нам ещё пригодятся".
Тогда, зимой 96-го, мы с Витькой заснули моментально, где сидели, а просыпались бесконечно долго - часа полтора. Окончательно вернуться к полнокровной столичной жизни помогло припасённое с ночи пиво с волжскими лещами, которые под "Жигулёвское" оказались чудо как хороши.
- А на фига нам, Серёжа, целая сумка рыбы? - спросил Витька часов примерно в одиннадцать. - Всего московского пива мы один черт не выпьем, а жарить вяленых лещей я не умею. Поэтому предлагаю эту рыбу продать.
- Где? Кому?
- Где? На рынке. Кому? Трудовому народу, - отвечал Витька, не моргнув глазом. - Народ рыбу любит. Извиняюсь, с ногами наших лещей оторвёт!
Мы с Витькой давно уже разменяли пятый десяток, однако вели себя как студенты Литинститута, исключенные за прогулы. Не иначе как сказывались грехи нашей молодости: мы оба когда-то работали в театре - монтировщиками декораций. Витька - в столице,в театре Моссовета, а я на периферии - в театре КДВО. Традиционная шутка в актёрской среде - "раскалывать" коллег во время спектакля. Иначе говоря, пытаться заставить актера рассмеяться на сцене в самый неподходящий момент. Мы с Витькой "раскалывали" друг друга постоянно. Юмор был нашим богом, ирония - животворящей иконой. Порой мне даже казалось: мы с Витькой пытаемся "расколоть" весь мир.
- И почём же мы будем лещей продавать? - не удержался я от вопроса.
- Исключительно по себестоимости, - солидно отвечал Витька. - Торговая наценка - самая минимальная. Сущий пустяк! Транспортные расходы, плюс представительские расходы, плюс амортизация сумки ...
- ... плюс конспирация, - подхватил я игру.
- Да-да, именно так: конспирация и ещё раз конспирация! Для нас, торговцев-революционеров, это архиважно, - с лёгкой картавинкой хрестоматийного вождя заключил Витька. - Только, Серега, имей в виду: на рынке нас может ждать засада. Придётся отстреливаться. Я дам тебе парабеллум!
- Не надо, - по Ильфу и Петрову ответил я.
Окаянное было время, эти давние девяностые! Весёлое было время. Страна жила по наитию, и каждый в ней выживал, как мог. Витька сдавал иностранцам квартиру на площади Восстания, и это было весьма выгодным предприятием. Я перебивался случайными газетными заработками. Апостол работал помощником мэра в своём родном городе, и бог его знает, как он туда попал. Рубль уже укрепился, но время цивилизованных рынков пока ещё не наступило. И до памятного дефолта оставалось всего года два.
Пара-тройка кварталов в сторону метро "Киевская" - и вот он, стихийный рынок. Стая винных ларьков, вереница железных прилавков. Погода как на заказ - классическая московская оттепель. В основном, торговали с земли - кто чем горазд. Мы раздобыли картонную коробку из-под сигарет "Интер", соорудили из неё прилавок. И выложили товар: два совсем маленьких леща, два средних размеров и одного ну очень большого, - как пояснил Витька, исключительно для контраста: чтоб было из чего выбирать.
- У покупателя должен быть выбор, - посвящал меня Витька в премудрости рыночного бизнеса. - При такой раскладке товара можно взять либо маленького леща, либо среднего, либо большого. Покупатель может выбрать также два маленьких лещика и одного среднего. Или два средних размеров и одного маленького. Это тоже хороший вариант. Не исключено также, что покупателю понравится оба маленьких леща и один большой. Нас это тоже устраивает. А может случиться и так, что он остановит свой выбор исключительно на большом леще. Что ж, мы готовы и к этому! Хотя лично я купил бы всех лещей сразу, и дело с концом!