Леви внимательно наблюдал за парнем: за его сосредоточенно нахмуренными бровями и за поджатыми губами, за непослушными каштановыми прядями, падающими на удивительные изумрудные глаза, за аккуратными движениями рук. Хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался и можно было вот так наблюдать за Эреном вечно, но Аккерман быстро взял себя в руки. Ему безумно хотелось податься вперед и коснуться губами смуглой кожи, поцеловать, зарыться пальцами в волосы, но что-то останавливало. Вместо этого он напрягся, ощетинился иголками, будто ежик.
Пока Леви путался в собственных чувствах и желаниях, парень успел осторожно стянуть через голову конфликтный предмет гардероба. Снять то снял, но так и застыл изваянием, пялясь на брюнета. Ну да, без футболки Эрен его еще не видел. У Аккермана впервые возникло желание прикрыться. Он не стеснялся наготы, как не стеснялся и многочисленных, мелких и не очень, шрамов. Раньше. Ему не хотелось, чтобы Эрен их видел. Не хотел, чтобы на него смотрели с жалостью, ведь эти шрамы — напоминание о том, кем он был, через что прошел и кем в итоге стал. Будто история, записанная на пожелтевших страницах старых книг. Эта мысль заставила горько улыбнуться — ему всего двадцать шесть, а уже столько глав.
Эрен же продолжал стоять, скользя взглядом от одного шрама к другому. Они все были разными и можно было только догадываться, что за история скрывается за каждым из них. В голове сам собой возник краткий рассказ Леви о своем детстве. Тогда Йегер не слишком задумывался о том, чего стоила жизнь в таком месте, но, видимо, стоила немало. Сморгнув наваждение, он присел на край кровати и принялся аккуратно разматывать бинты. Леви не сводил с него взгляд.
— Не смотри на меня так, — не выдержав, попросил шатен.
— Как?
— Как на врага народа. Будто я сейчас выхвачу нож и засажу в тебя по рукоять, — получилось немного эмоциональнее, чем рассчитывал.
— У тебя нет с собой ножа, — фыркнул брюнет.
— Нет, — согласился Эрен, — вот и незачем меня пронзать взглядом.
Леви отвернулся, сверля дыры теперь в стенке.
Эрен немного успокоился и продолжил разматывать бинты, вынужденно приобнимая брюнета, дабы передать конец бинта из одной руки в другую. Было… смущающе. Для Эрена вообще странным было находиться к чьему-то полуголому телу так близко, а если вспомнить, кому принадлежало это конкретное, то становилось совсем нехорошо.
— У тебя щеки покраснели, — заметил Леви, все же взглянув на парня. — А теперь ты пятнами пошел.
Эрен подавил внутреннюю вспышку раздражения. Он это и сам прекрасно знал, зачем акцентировать внимание на очевидном?
— Еще очевидные факты будут? — все же промолчать оказалось выше его сил.
Леви посмотрел парню прямо в глаза и улыбнулся самими краешками губ. От этого взгляда у Эрена перехватило дыхание, а подобие улыбки, украсившей лицо, дало под дых, выбив тем самым остатки воздуха из легких. Ну почему Леви такой… Леви?
Они зачарованно глядели друг другу в глаза, пытаясь отыскать там то самое, необходимое, как воздух. Эрен не выдержал первым — потянулся за поцелуем, упершись ладонями в край кровати. Леви не потянулся ему навстречу, но и не уклонялся, словно ждал, гипнотизируя взглядом. Эрену было достаточно и того, что не оттолкнул. А вот карме этого оказалось мало: на середине пути рука соскользнула с матраса и парень, неловко кувыркнувшись, упал на пол. Минуту ничего не происходило, и Леви, и Эрен пытались осознать, что только что произошло, а потом тишину нарушил тихий сухой смех.
— А если бы я покалечился, ты бы тоже смеялся? — немного уязвленно поинтересовался шатен. Хотя обида была напускной. Леви смеялся настолько редко, что само это событие можно было праздновать, и когда это все же случалось, остальные обстоятельства отходили на второй план.
— Зависит от того, каким способом ты это сделаешь. Талантом надо обладать, такие финты делать.
— Спасибо, хоть к чему-то у меня талант есть.
— Ну почему, рисуешь ты тоже неплохо.
— Откуда… — Эрен нахмурился, непонимающе уставившись на Леви, который так и сидел в окружении наполовину размотанного бинта и с полуулыбкой на тонких бледных губах.
Тот хмыкнул и посмотрел куда-то вниз. Проследив за взглядом, Эрен увидел, что упал не один — следом за ним отправился блокнот, оставленный также на краю кровати, чтоб не мешал, и раскрывшийся по вселенскому закону подлости именно на той странице, на которой теперь красовался портрет спящего Аккермана. Парень быстро его захлопнул.
— Ты ничего не видел.
— Видел, — не согласился Леви.
Эрен поднял взгляд, глядя на парня исподлобья, и заметил танцующих чертиков на дне стальных глаз. Удивительно, но даже такое в природе бывает.
Йегер закатил глаза, при этом тяжело вздохнув, и встал. Блокнот нашел себе место на столе, а сам парень вернулся к бинтам и Леви, который был в этих самых бинтах. Ему казалось, что он как-то слишком долго возится с ними, по меньшей мере полдня, а может, и больше. Вдруг они находятся в какой-то временной воронке, где время тянется невозможно долго. Быстро размотав остаток бинта (аллилуйя), шатен принялся осторожно промывать пугающую его рану. Она выглядела очень даже неплохо, уж Эрен в этом разбирался. Заражения не было, края были ровными, а припухлость и покраснение не превышали допустимое. Но каждое прикосновение ватой к краям вызывало неприятную дрожь. Леви хранил молчание, даже не морщась, хотя временами дискомфорт был вполне ощутим, а после все же задал интересующий его вопрос.
— Почему тебе не нравится, когда кто-то смотрит на твои рисунки? Или тебе не нравится, что это делаю я?
Эрен завис. Уже в который раз за день. Вот что ему было отвечать? Что блокнот был для него сродни дневнику, только в картинках? Что в этих рисунках больше его души, чем где бы то ни было? И что показать кому-то блокнот, это как открыть себя полностью, подставить под удар. Рисование было своеобразной отдушиной в жизни парня. Просто занятие, которое помогало отвлечься. Первые рисунки были на уровне детского сада: палка, палка, огуречик — получился человечек. Лишь через несколько лет начало получаться что-то более-менее напоминающее существующие предметы, а стиль стал походить больше на реализм, нежели на сюрреалистические кошмары. В последнее время он это дело как-то совсем забросил, но, увидев Леви во сне, возникло непреодолимое желание запечатлить эту картину на бумаге, сохранить и передать все то, что он чувствовал по отношению к этому человеку через линии и тени.
— Нет.
— Нет на что? — уточнил парень, не понимая потерянного вида Йегера. Да он вообще впервые наблюдал его в астрале. Неужели все потому, что Леви увидел его рисунок?
— Мне не нравится, когда кто-то смотрит мои рисунки, потому что они не для окружающих, а для меня, — нехотя произнес Эрен. Ему казалось несправедливым утаивать от брюнета причину столь странного поведения, тем более, что, по большому счету, великой тайны тут не было, но, боги, он просто не привык делиться с кем бы то ни было.
— Прости, — прозвучало на грани слышимости.
— За что? — изумился Эрен.
— Я же посмотрел.
— Но это ведь вышло случайно.
— Тогда что с тобой? Почему у тебя такой потерянный вид? Что происходит в твоей голове? — Леви чувствовал себя героем мелодрамы. Еще бы соответствующие интонации и голос потоньше, и выйдет главная героиня какой-то мыльной оперы, в тысячный раз выясняющая отношения с объектом воздыханий. Ему было неловко, но он хотел знать. — Ты ведь говорил, что расскажешь о том, что творится у тебя в голове, нет?