Ну, что здесь сказать... у папы тоже есть ротик... и вот мой аргумент: так как я люблю клюбнику, конхвету, пирожИнку - ну ниХто так не любит... В принципе, всё верно... мля... И детки от счастья в цвету и прохожие от зависти пукают... лепота-с....
Мать приносила мне в интернат по средам до поздней осени крымский виноград - дамские пальчики. Полкило обычно съедал сам, кило раздавал в классе, друзьям... Маминых сред ждали... Мама Сашки Полищука приносила молочную колбасу с колбасного цеха, угощал всех, кроме меня и Валерки Кишкемана...
– Евреям не подаем! - орал Сашко. Недоеденную колбасу хранил под матрасом. Утром нас, еврейцев, обычно заставляли дежурить... Мыть пол в казенных спальных палатах огромными швабрами со старыми гнилыми тряпками из мешковины Вот Валерка Кишкеман как-то и обоссал эту колбасу.
Вечером Полищук пошел на бунт. Валерка и Сашка побились на смерть. С тех пор вареную колбасу жрал Сашка только по субботам, а наш класс назвали цветным и всем скопом поставили на учет в милицию.
Затем сам Сашка лет тридцать проработал на реках Сибири сплавщиком, рано стал инвалидом. Сдержанно здоровались с ним всю жизнь. каждый со своим миром, со своим достоинством... а милицейские страшилки вопроса дружбы народов так и не решили... так что, будучи отрядным вожатым и даже педагогом в детских лагерях я прежде всего выметал из тумбочек весь родительский хавчик на мусор! Жри что дают! На равных!!
А Кешка Мудрицкий носил мандаринки прямо в трусах. И ел их только по ночам… И угощал только самых доверенных… Я в доверенные и на сей раз не попал, и тупо высмеял его лунные яйцерины. Той же ночью я проснулся от странного удушья. Мудрицкий медленно и таки мудрено давил меня некой удавкой из вафельного полотенца для ног.
Удавки была наброшена на верхнюю часть подушки и головы в области волосяного покрова, лба, глаз и носа, и сведена в двух местах за спинку кровати. Он даже не привязал полотенце, а просто прикрутил его с одной стороны, а с другой то и дело просто подтягивал, вызывая у меня медленное удушье.
Так в моем подсознании на всегда поселился карлик Мудрицкис, а тогда я просто дождался утра, и когда Кешка Мудрицкий одел свои первые в интернате нейлоновые носки, я просто в дуру чиркнул спичкой о коробок, который выпросил накануне у Юрки Жаркова. Носок вспыхнул у карлика на ноге.
Он дико заорал, на что я вдруг решительно, но очень тихо ответил, что во сне я бы даже не пикнул… Пожар немедленно потушили. Ожог не прошел на ногу, но носок сам носок был навсегда превращен в некую шагреневую кожу.
Вечером собрался совет палаты. И Мудрицкий в целях пацаньячего перевоспитания решением пацанвы бып переведен в палату второгодника Васки Зануды, а мою кровать поставили одиноко у коридорной панели, и уже в ту же ночь, на всякий случай, посыпали хлебными крошками и полили банкой воды…
Снова в спальном корпусе долго стоял пацанячий визг и мат, снова и снова уже конкретно пошли разборки у старшего воспитателя Риталия Гестаповича, а затем всё разом кончилось. Мы перешли в седьмой класс, многие тихо и радостно стали пить по ночам вермуть и биле_мицне прямо через продырявленную иголкой в пластмассовой пробку дырочку, и тихо и грешно тихоблудить… Коллективные палатные игрища на годок приутихли.
У бабушки Евы была вторая семья. Отец матери погиб на фронте под Сталинградом. Отец условно украинец, а, по сути, литовский поляк, бросил мать сразу после того, как потерял работу капитана рыболовецкой шхуны в Керчи с командой на 6-8 чел.
Приехал в Киев и выставил мать на улицу. Идти было куда. В красный теплушечный барак и жить на кухонки, практически на улице... Читайте мои «Лунные качели». Мать работала по 10-12 часов на швейной фабрике «Украина» комплектовщицей и еще 283 часа в год на стройке своей коммунальной однокомнатной квартиры. В телогрейке... практически по 6-8 часов в неделю к полной шестидневке.
Я попал в круглосуточные ясли, детский сад, интернат, армию и только в 21 год вырвался из этой тюрьмы. Практически от рождения я отмотал двадцать лет моральной каторги, и смело ненавижу систему изнутри со всей её ёханной дружбой народов.... Реально она страшна - жестока и беспощадна. И попытки сегодня ввести ювенальную полицию на этот совковый грунт меня настораживают.
Здесь самое время рассказать мои семейные притчи. Их, собственно, две. Первая о моей фамильной аббревиатуре. Бабушка Ева, в силу какой только ей и Богу одному ведомой еврейской хохмы, отчаянно пыталась назвать меня Ванькой. В принципе, у русских еврейцев побег из еврейства именно на том нынче и зиждется. И еврейскими Иванами там пруд прудят.