Вся Москва, хоть и дивилась ему, ибо он опрокидывал всю земную логику, дивилась без устали, но почитала. Ну а если кто глумиться начинал над святостью, то…
Как-то трое девиц, увидев его почти голым на рынке, засмеялись над юродивым. Засмеялись и тут же ослепли. Одна из них, теряя зрение, сразу же опомнилась и припала с мольбой к блаженному, слезно прося прощения.
— Будешь ли еще кощунствовать? — спросил Василий.
Обещала девушка впредь никогда подобное не творить. Тогда блаженный Василий дунул ей в очи, и она вновь стала зрячей. Упросила и подруг исцелить. Те тоже в слезах к нему припали. Простил святой их грех по молодости. Все девицы не только прозрели телесными очами, но и в бытие святости поверили.
Верила в святость и вся семья, слушавшая житие. Они каждый вечер впитывали в себя святые мысли и святые образы. Для них они были реальностью. А как иначе?
Все уже готовились ко сну, как вдруг на улице зазвучал набат, послышались крики. Глянули в окошко — соседский сарай полыхает, и ветер искры несет прямо к ним. Вот-вот вспыхнет и их хата.
Приказал отец быть готовым в любой момент дом покинуть, взяв с собой самое надобное. А сам на улицу выскочил соседям помочь. Что «надобное» — он не сказал. Мать и дети брали иконы и, конечно, жития святых. Разве без них можно жить?
Брали и кое-что из одежды. Дети вместе с матерью пали на колени и взывали молитвенно к блаженному Василию, чтоб сохранил их дом и хозяйство.
Нет, чудотворца никто не видел. Только ветер внезапно подул в другую сторону и пожар погас. Как потом выяснилось, ребятишки, не зная, чем себя занять, забавлялись с огнем. А кто ветер перенаправил, одному Богу известно. Книгу же про жизнь святых из поколения в поколение передавали, пока телевидение не появилось.
И дана была встреча…
(По мотивам рассказа И.М. Концевича «Встреча в трамвае»)
Всякая мысль имеет свой дух,
всякий образ мыслей имеет
свой отдельный дух,
всякая книга имеет
свой собственный дух.
Святитель Игнатий Брянчанинов
Казалось бы, обычный вопрос в трамвае: «Что вы читаете?». Оторвав взгляд от страниц, девушка засмотрелась на незнакомца: высокого роста, величественный, увенчанный сединой худощавый сосед. Глаза его излучали доброту. В обращении к ней не угадывалось намерения к празднословию. Что-то глубоко проникающее таилось в его отеческом внимании.
Девушка охотно ответила: «Горького».
И тут произошло нечто, изумившее ее: степенный сосед схватился за голову. Это не был показной жест. Своим ответом она будто нанесла ему глубокую рану. Пред его внутренним взором словно разверзлась бездна предстоящих ужасов и кощунств.
Шел 1905 год. Имя Горького становилось предвестником катастроф. Нечто зловещее звучало в его словах: «Буря! Скоро грянет буря!».
Что за буря? Нужна ли она и кому? Девушка пока не задавала подобных вопросов. Какой-то беспокойный дух витал вокруг, заражая умы и сердца.
— Что же мне читать? — испытующе спросила она.
Быстро последовал ответ:
— Священника Хитрова.
Это было удивительно. Сосед словно знал, что Лена (назовем ее так) знакома и с самим священником Хитровым, и с его матерью. Но она и не предполагала, что близкий ей батюшка имеет печатные труды. И вот теперь неожиданный спутник почему-то советует их изучить. Почему?
Ее сверстники увлекались подпольными библиотеками. Они тайно действовали в гимназиях, семинариях, на курсах. Запретный плод манил таинственностью, романтичностью, единением.
Что только заговорщики не передавали молодому поколению! Но во всем был дух богоборческий, революционный.
В подпольную библиотеку допускались проверенные, уже завербованные люди, в обязанности которых входило обрабатывать новых кандидатов, сея в них бунтарский дух против Бога и царя. В классах на переменах распевалась песня из пьесы Горького «На дне»:
Пели завербованные, не представляя, что призывают себе и своей стране ужасные времена.
Не понимала сути происходящего и Лена. Но она, боясь отстать от эпохи, думала, искала смысл. Порой ей казалось, что брожение сеется сознательно, куда-то направляется. Вот и эту книгу ей просто вложили в руки — на, читай! Молодежь кем-то втягивалась в безумный водоворот, одним из вдохновителей которого был Горький. Его популярность росла и росла…
И тут ее сосед в трамвае при одном имени писателя-буревестника схватился за свои седины… Однако свободолюбие, столь воспеваемое вокруг, взыграло в ней, и она с вызовом сказала:
— Вы, чего доброго, скажете, чтобы я в монастырь шла?
Несмотря на ее дерзкую иронию, последовал ответ:
— Да, идите в монастырь.
Она лишь улыбнулась, но, заметив, что спутник собирается покинуть ее, успела спросить:
— Кто вы? Как ваше имя?
Он тихо произнес:
— Мое имя осталось в монастырской ограде, — и прощально поклонился.
Незнакомец ушел, но она еще долго вспоминала его: «Ох, неспроста эта встреча, неспроста! Кто он? Чей посланец? А чей посланец Пешков — Горький? Кстати, почему он сам себя назвал «Горьким»? Что сеет он в народной душе? И почему при его имени так ужаснулся неизвестный сосед? Может, ему дано было увидеть плоды сеятеля бурь?».
Лене вспомнилось предупреждение Достоевского, сделанное в его дневнике еще в 1877 году: «Предвидится страшная революция, которая потрясет все царства мира… Но для этого потребуется сто миллионов голов. Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут разрушать храмы, зальют мир кровью…».
Когда-то эти слова потрясли Лену, но потом затерялись в глубинах памяти и, казалось, забылись в суете. Но посеянные образы неистребимы в нас. И вот теперь они вновь ожили, порождая вопросы. Не эту ли революцию призывал Горький?
Буря! Пусть сильнее грянет буря!
Лене вдруг пришла догадка, что книга — это не просто скопление мертвых букв, а таинственные иероглифы души автора. Стоит только прикоснуться вниманием или памятью к ним, и чей-то голос заговорит в тебе, как сейчас: «Человек — это звучит гордо. Существует только человек, все же остальное — дело его рук и мозга!.. В этом все начало и конец. Человек!».
— А куда же исчез Бог?! — запротестовала в ней каждая клетка. — Возможно ли без Него?!».
Елене показалось, что книга в ее руках скрывает в себе что-то ядовитое, заразное. Ей захотелось швырнуть от себя этот том. Всем своим существом Лена вдруг почувствовала, что имя Бога пребывало в ней еще до ее рождения, памятью предков передаваясь из поколения в поколение. Нужна была только встреча с посланником неба, чтобы это чувство пробудилось, воскресло в ней. И эта встреча была дана.