– Увы. Либо он ничего конкретного не говорил о лжецах, либо его лечащие врачи не занесли упоминания об этом в свои отчёты.
– Поэтому ты решил поговорить с ним лично, – интонации Джона не давала повода для сомнений, он не спрашивал, а утверждал. – Но если он продолжает находиться в доме для душевнобольных, то, что ты надеялся узнать у него?
– По большей части в начале я надеялся на чудо и то, что современная медицина смогла улучшить его душевное состояние. Но эта надежда не оправдалась. Когда я его увидел, он был больше похож на растение. В основном сидел, уставившись на окружающие пансион Альпы, лишь изредка казалось его било каким-то разрядном, и он, вздрагивая, начинал что-то бубнить себе под нос. Но я не мог разобрать ни слова из той тарабарщины, что он производил.
– Так значит у нас остались только записи его первых рассказов. Ты их видел? Имеет ли смысл детально нам с Джонни изучить их? – Пьер явно устал от постоянного нахождения в библиотеке и был не прочь разнообразить свою повседневность.
– Подожди. Родриго, ты вначале упоминал о Неаполе. Пока что я так и не понял, откуда он появился. Это явно не конец твоей истории.
Родриго, выражая своё восхищение внимательностью Джона, зааплодировал ему. Затем, желая произвести больший эффект, он открыл бутылочку минеральной воды, сделал из неё глоток и только после этого продолжил свой рассказ.
– Во-первых, я, пересматривая отчёт моего человека, заметил, что ден Бойрен был задержан в аэропорту Рима, куда он прибыл из Кении. При этом Вечный город явно не был его конечной целью. В его вещах, помимо оружия, странных трав и кучи блокнотов с его каракулями – кстати, их я тоже изучил, но они оказались бесполезны, у него был отвратительный почерк, к тому же он шифровал свои записи – также нашли три билета первые два – на рейсы в Зальцбург, там жил его приятель, которому он изредка писал из своих странствий, и Эйндховен, откуда он был родом. Третий же билет был до Неаполя.
– Хорошо, пусть и слабый, но довод в пользу Неаполя. К тому же это действительно Новый город. Ну, а, во-вторых, что ты можешь сказать? – пусть Джон хотел сохранить внешнюю беспристрастность, но голос подвёл его. Пьер тоже не скрывал, что его интригует полученная Клеменсо информация, и, не переставая, ёрзал на своём стуле.
– Во-вторых, я решил попытаться ещё раз поговорить с ден Бойреном о его злоключениях. Только в этот раз мне нужен был более разумный собеседник. Поэтому я подкупил кое-кого в пансионате, и временно одному пациенту вместо прописанных ему лекарств начали давать один только витамин С. Через некоторое время его состояние было уже не столь спокойным, и мне сказали, что дольше держать его без лекарств будет опасно. Поэтому я во второй раз посетил его. Теперь он был более разговорчивый. Хотя смысла в его речах было мало. Когда я спрашивал его о брани и лжецах, он начинал полностью терять контроль, бессвязно кричал о лжецах, которые обманули его. Я искренне радовался, что во время разговора он был связан смирительной рубашкой. Иногда он принимал меня за одного из лжецов, и тогда из него безостановочно сыпались проклятия. Большую часть времени он не обращал на меня никакого внимания и общался с видимыми только ему собеседниками. Во время этих монологов он изредка повторял фразу: «Ложь вышла из твёрдого яйца, и дети её не могут далеко отойти от него и живут рядом с ним». Когда, возвращаясь к вам, у меня было время в самолёте расширить свои знания о Неаполе, одна из первых вещей, которую я узнал, была та, что одной из достопримечательностей Неаполя является Кастель-дель-Ово, то есть Замок яйца. Он расположен на острове, где, по легенде было основано древнегреческое поселение, положившее начало Неаполя. Так что определённо можно сказать, что по какой-то причине Яапа ван ден Бойрена тянуло в этот южно-итальянский город. Смею утверждать, что в этом притяжении могло быть рациональное зерно.
– И что же заставляет тебя думать так? – Джону явно не нравилось, что некоторые вещи из Родриго приходится выпытывать, как будто последний пытается придержать какие-нибудь козыри при себе.
– Только то, что его схватили и доставили в больницу, когда он направлялся в Неаполь. До этого больше двух лет он явно демонстрировал своё всё возрастающее безумие, но при этом никто его не закрывал на принудительное лечение.
Тем временем было похоже, что Пьер не особо внимательно слушал окончание рассказа Родриго. Он перестал ёрзать, но стал всё чаще оглядываться на стеллажи с книгами, будто пытался вспомнить, куда он положил очень важную вещь. Наконец он сдался и, повернувшись к Моргану, произнёс.