– Это комплимент?
– Нет, намек на то, что ты явно нарцисс.
– Какой интересный вывод. И на чем он основан?
– По тебе это видно. Да и такие смазливые чаще всего бывают нарциссами, – пальцы скользнули ниже, опускаясь за ухом и неторопливо почесывая за ним кожу. Я прикрыл глаза, расслабившись. – Ты чертовски странный, ковбой.
– Взаимно.
Он повернул голову, разлепив глаза, и снова зарылся пальцами в волосы.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
Он кивнул, прикрыв глаза и продолжив смотреть как будто сквозь меня.
– Мне тоже. Скажи, ты местный?
– К чему эти вопросы?
– А для чего люди задают друг другу вопросы?
– Тебе ответить нормально или как журналист? – он посмотрел на меня, проведя указательным пальцем вдоль затылка. – Я работаю журналистом и чаще всего задаю вопросы ради того, чтобы заработать на жизнь. Или побесить человека. Не думаю, что тебе нужны от меня деньги, и не думаю, что именно сейчас ты хочешь меня разозлить.
– Журналистом, говоришь, – он поднял уголки рта вверх, повернувшись на бок. – И где ты работаешь? Только не говори, что в «Таймс».
– Если бы, – я усмехнулся, прикрыв глаза. – Знаешь ведь «Нью Ньюс»? Да, та самая дерьмовая газетенка, которую даже бомжи не покупают, чтоб под бок постелить. У меня там своя колонка.
Илья отвернул голову, на секунду уткнувшись носом в подушку, и повернул обратно, пожав плечами, переместился пальцами по волосам выше.
– Почему же. Знаю. Я как-то раз по ошибке подписался на выписку и теперь не могу избавиться. Не знаю, не читал даже толком. Ты под своим именем пишешь? – я кивнул. – Хорошо, завтра полистаю, – он снова зевнул, закрывая глаза. – Надо же, ко мне домой пришел сам пьяный журналист «Нью Ньюс», с которым я к тому же переспал.
– Ты определенно добился успеха в жизни.
Он отвернул голову, уткнувшись лицом в подушку, и по вздрагивающим плечам я понял, что он смеялся. Беззвучно, но смеялся. И я жалел о том, что не видел его. Улыбающимся он наверняка выглядел потрясающе.
– А кем работаешь ты?
Он повернул голову, снова глядя на меня расслабленно, надавил на затылок, подвинув к себе ближе.
– Вообще работаю учителем иностранного в старших классах. Но сейчас лето, и я просто отдыхаю.
– И куда тогда ты уходишь на целый день?
– Просто таскаюсь по городу. Я к нему все никак не привыкну.
Я закрыл глаза, прислушиваясь на несколько секунд к стуку колес проезжающего мимо поезда.
– У тебя здесь никого, верно?
– Как и у тебя, – я открыл глаза, посмотрев на него.
Он был прав. В Нью-Йорке из знакомых у меня была только редакция и бывшие однокурсники, большинство из которых разбежалось по стране. А другая часть не желала со мной разговаривать.
– Иначе ты бы давно выпер меня за дверь.
– Да что ты выпер да выпер. Так не терпится на улице оказаться? – я мотнул головой, и Илья усмехнулся. – Нет. Я говорю с тобой не потому, что ты один из немногих, с кем мне вообще хочется говорить. Хотя это одна из причин. Я сейчас сонный, потому и спокойный. Так что сильно не обольщайся.
Я кивнул, повернув голову к его руке и уткнувшись на секунду в его запястье носом. Я и не обольщался. Мне хватало того, что я мог находиться рядом без опасения быть замеченным или получить по шее. И мне было так спокойно, как не было уже давно. И все казалось каким-то далеким, неважным и совершенно ненужным.
Я и впрямь определенно размяк.
Открыв глаза, я аккуратно убрал его руку, поднимаясь на ноги.
– Опять ведь ночью придешь, – Илья перевернулся на спину, зевнув в кулак, и посмотрел на меня, едва раскрыв глаза. – Ложись уж, – я кивнул, осторожно обходя кровать и опускаясь на нее. Теперь паранойя Ильи частично передалась мне. Интересно, разве она была когда-то заразной?
Он перевернулся на другой бок, подперев щеку рукой.
– Затылок не болит?
– Чего? А, да нет, вроде бы.
Он кивнул, кладя голову обратно на подушку, и снова положил руку мне на волосы, опускаясь пальцами к затылку и прикасаясь к постепенно заживающей ране. Которая, к слову, действительно не болела.
– Ты такой странный, ковбой. Как будто что-то недоговариваешь.
Я пожал плечами, закрыв глаза. Сонный Илья действительно был другим человеком. Или это все те же чертовы таблетки.
– Ну, как говорится, у нас нет людей без скелетов в шкафу.
– Не умничай, – он снова перевернулся на спину и закрыл глаза, выдыхая. – Спокойной ночи, Соло.
Я кивнул, приоткрыв глаза и посмотрев на него.
– И тебе. Большевик.
Я сближался с ним постепенно. Так же медленно я когда-то узнавал о нем что-то через интернет и наблюдения. Только теперь все происходило заново. Он рассказывал о себе постепенно, с каждым днем снова и снова откладывая мое «выселение». А я в ответ пытался как-то его отблагодарить: то убирался, то готовил. К слову, последнее я делал все чаще. К домашней еде быстро привыкаешь.
Илья терпеть не мог кофе, но часто его пил, покупая преимущественно быстрорастворимый. Больше всего предпочитал пить зеленый чай, желательно заваривать его. Всю жизнь мечтал о добермане и подумывал его завести, купив загородный дом. В итоге дом купил, собаку заводить передумал. У него была привычка чесать себя за ухом каждый раз, когда он смотрел телевизор и натыкался на что-то, чего понять не мог. Так его недавно в ступор ввела передача, в которой говорилось о влиянии неправильно стоящего по какой-то там китайской традиции дивана на потенцию мужчины. Он сидел несколько минут, водя пальцем за ухом, пока передача не закончилась, и сказал всего одно слово: «Че». Он часто говорил с самим собой на русском. Как я позже понял, чаще всего просто матерился себе под нос. И его словарному запасу отборного русского мата мне оставалось только позавидовать. Ноутбуком Илья практически не пользовался, чаще всего заходя только на сайты, где можно посмотреть какое-либо кино. Новинки он принципиально игнорировал, даже если я убеждал его, что они могут быть вполне неплохими. А еще, когда он начинал злиться, у него дрожали руки, и он торопливо лез за таблетками в задний карман, которые я регулярно продолжал выкидывать. Порой мне казалось, что он принимал что-то типа наркотиков. И я был бы в этом уверен, не принимай такие же несколько лет назад. И мне удалось-таки узнать пароль от его ноутбука: год рождения наоборот и рандомный набор букв. Не так уж и сложно, если подумать. А еще он купил-таки мне шампунь и зубную щетку. Гель, как утверждал сам, забыл, но все равно неплохо.
И чем больше я его узнавал, тем больше понимал, что моя симпатия, возникшая к нему когда-то, была ошибкой. Здесь не было никакой симпатии. Только чертова влюбленность, как в первый раз в жизни.
Он водил пальцами по моей руке, повторяя контуры шрамов, не поднимая взгляда. Мне нравились подобные моменты, когда он становился абсолютно спокойным, переставал ворчать и подозревать всех вокруг, и просто лежал рядом, чаще всего молча. Илья молчал много и подолгу, что меня первое время немного напрягало. Я человек болтливый и без разговоров мне тяжеловато. Но рядом с Курякиным в подобные моменты много говорить и не получалось. Наверное, я бы даже мог сказать, что я понимал его без слов.
– Откуда они все у тебя? – он очертил пальцами шрам на ладони, оставленный бутылкой.
– То резался, то меня резали. Ничего интересного. Было бы неплохо как-нибудь накопить побольше денег и пересадить себе чистую кожу, а? – он поднял на меня взгляд, посмотрев, как на полного дебила.
– Мозги себе пересади лучше новые, – он фыркнул, опуская взгляд снова и вновь обводя шрам на ладони. – Дебил совсем, что ли? Разве такие операции делают? Даже если и делают, то на кой хрен тебе?