Выбрать главу

Я усмехнулся, переворачивая ладонь, позволяя пальцам Ильи изучать шрамы с другой стороны.

– Ну, это привлекательным назвать точно нельзя. Тем более, сейчас у меня их только прибавилось. Сам же видишь.

– Вижу, – согласился Илья, кончиками пальцев спускаясь по руке до локтя. – Только никак не пойму, что здесь плохого. У меня тоже шрамы. И что? Живу же.

– Ага, но не на руках, как у суицидника. Сравнил.

Илья тяжело вздохнул, сжав мое запястье и подняв взгляд, спрашивая приторно-сладким голосом:

– Совсем тупой, да?

Я закатил глаза и фыркнул.

– Если вздумаешь пересаживать кожу, я пересажу твое лицо на стену и буду использовать вместо доски для дартса.

– А так можно?

– Выбесишь меня, и не такое можно будет.

Я хотел было обиженно фыркнуть, но вместо этого засмеялся, закрыв глаза. Я все никак не мог понять, плохо ли у Ильи было с чувством юмора, или он все говорил всерьез. Но мне это нравилось в любом случае.

– Слушай. А для чего тебе гитара, если ты на ней не играешь? – я посмотрел на Илью, на несколько секунд остановившегося, но почти сразу продолжившего изучать мои руки, будто впервые видя.

– Еще своего слушателя не нашел.

– То есть играть на гитаре нужно для кого-то? – он кивнул, подняв взгляд и вскинув брови, будто я спросил сущую глупость.

– Разве нет? Для себя я уже наигрался.

– А ты романтик.

Он уперся ладонью мне в лицо и отвернул мою голову в сторону, перевернувшись на спину.

– Отвянь. Это обычное желание.

– И потому ты таскаешься с ней по городу?

– Мало ли где слушателя встретишь, знаешь.

Я хотел намекнуть на свою персону, но вовремя сообразил, что не хочу полететь на пол пинком под зад. Потому я только промолчал, глядя на него. На его странице в социальной сети были записи того, как он играет. Но я так и не услышал за недолгое время проживания с ним под одной крышей ни одного аккорда.

– Тебя не напрягает мое присутствие?

Илья открыл глаза, посмотрев на меня.

– А должно?

– Я ведь даже не твой приятель, а живу с тобой несколько дней, еще и сплю в одной постели. Не думал там, ну, что я в доверие втираюсь, чтобы ограбить тебя или убить?

Он задумчиво облизнул губы, явно размышляя над таким раскладом событий, после чего выдохнул:

– Если бы ты хотел что-нибудь украсть, ты бы украл в любое свободное время. Убить – любой ночью. У тебя было достаточно возможностей.

– Хорошо, только на вопрос ты все еще не ответил.

– Да нет, ты меня не напрягаешь. Почему меня вообще должен напрягать человек, который как-то оживил обстановку в моем доме?

– Потому что я все еще чужой для тебя человек?

– Я бы не сказал, что чужой. Малознакомый – возможно. Но это ведь можно исправить. Ты бы знал, как давно я ни с кем не общался.

– Но…

– Еще одно слово, и я выбью тебе зубы.

Я закрыл рот, щелкнув этими самыми зубами, и кивнул, глядя на него. Я видел, что Илья и впрямь редко общается с людьми, посему постоянно зависал на несколько секунд, пытаясь подобрать нужные слова. С интровертами мне и раньше доводилось общаться, и они довольно быстро вызывали у меня скуку. Но Илья, несмотря на это, все же мало был похож на таких людей. Просто человек, отвыкший к контакту с другими людьми. И как он вообще мог работать в школе, тем более среди старших классов?

Илья засыпал быстро. Как попугай, если накрыть его клетку одеялом. становилось темно и тихо, и он уже спал так, что до утра не разбудишь. В этот раз ему понадобилось примерно десять минут на то, чтобы уснуть. Я поставил подбородок на его плечо и вздохнул, закрывая глаза. Все вокруг было чертовски странным для меня. Слишком домашним и спокойным. К такому слишком быстро привыкаешь. Того гляди и я стану совсем одомашенным.

Наверное, я почти не против. Почти.

Я представлялся себе каким-то героем романтической комедии, стоя на кухне и жаря блины с самого утра. Из колонок доносился приглушенный голос Марвина Гэя, а я перекладывал очередной блин на тарелку. Это все еще оставалось одно из тех блюд, которые я никак не мог научиться нормально готовить. По вкусу они выходили неплохими, а вот с формой была полная беда. Ни одного идеально круглого.

В последнее время я готовил раз в десять чаще, чем за всю свою жизнь, но ничего плохого в этом не находил. Нужно было бы позвонить Тому и попытаться объяснить свое отсутствие, но зарядник от телефона я оставил дома. Надеюсь, меня не считали мертвым или пропавшим без вести, хотя отчасти таковым я и являлся. Наверное, меня все же уволили.

Илья пришел на кухню, когда я уже закончил, переложив на тарелку последний блин. Я посмотрел через плечо на сонного парня, который снова завис, рассматривая точку где-то в пространстве.

– Бред какой-то, – наконец произнес он, посмотрев на меня, добавляя. – Если бы ты еще был в моей рубашке, я бы прямо сейчас вышел через окно.

– У меня были такие мысли. Потому и не надел.

Илья кивнул, беря тарелку и переставляя ее на стол, и посмотрел на меня через плечо.

– Здесь есть подвох? В честь чего?

– Я выкинул твои таблетки. И вообще всегда их выкидывал, – я быстро переставил блины обратно ближе к плите со стола, чтобы спасти то, на что потратил полтора часа.

– Повтори.

– То, что я выкинул твои таблетки? Или то, что я их всегда выкидывал? – я опустил взгляд на руки Ильи.

Пальцы дрожат. Чего и стоило ожидать. Перевел взгляд на ноутбук. Наверное, надо было спасти и его. Но для начала спасти себя. Илья закрыл глаза, тяжело вздыхая и упираясь одной рукой в стол. Это была не лучшая моя идея.

Подойдя ближе к нему, я взял его за запястья, стараясь смотреть только в глаза, хоть и стало немного не по себе от загоревшегося в них огня.

– Тс-с. На кой черт тебе эти таблетки, – меня разрывало на части: с одной стороны, мне жуть как хотелось наконец увидеть его в гневе, а с другой – я все же не хотел быть убитым именно этим утром.

– Соло, ты совсем охренел? – длинные пальцы обвили мои запястья и сжали их до боли. Я поморщился, не отводя от него взгляд и вытерпливая. Наверняка останутся синяки. И я, не сумев придумать ничего умнее, чем нацепить улыбку на лицо, положить одну руку ему на плечо и начать раскачиваться под музыку, все еще звучащую из колонок. От злости это не спасло, но теперь к ней добавились растерянность и недоумение. – И что ты делаешь?

– Танцую, – я склонил голову в бок, вскинув брови, и прижал подушечки пальцев его второй руки, продолжавшей сжимать мое запястье, к бедру. – Не говори, что ты не умеешь.

Шаг вперед, шаг в сторону, поворот, шаг вперед, шаг в сторону, поворот. Как вальс, только слегка быстрее. Главное смотреть ему в глаза, ловить это недоумение в глазах и чувствовать, как хватка постепенно слабеет. Он не умеет танцевать. Его движения слишком твердые и прямые. Во время танца он напоминал медведя даже больше обычного.

– Это несложно, – сказал я вполголоса, кладя его пальцы себе на бедро, пока те более-менее перестали сжимать запястье, и взял за вторую руку. Я посмотрел ему в глаза, сглотнув, и добавил: – Просто повторяй за мной.

Шаг вперед, шаг в сторону. Поворот. Он смотрел под ноги, хмурился. Шаг вперед, шаг в сторону. Поворот. Поднял взгляд, вскинул брови, спрашивая одним лишь взглядом, все ли правильно делает. И я кивнул ему, видя, как огонь в глазах постепенно гаснет, взял за руку крепче, прижавшись, надеясь, что так ему будет понятнее.

– Пространство, Соло.

Я вскинул брови.

– Я в фильме видел, – пояснил он, отодвинув меня. – Между партнерами должно быть пространство.

Я усмехнулся, кивнув, и продолжил. Шаг вперед, шаг в сторону, поворот. Точно под мысленный счет: раз, два, три, раз, два, три. Только немного быстрее, чтобы попадать в такт музыке.