– Еще одно слово, и…
– Выбьешь мне зубы? Это моя фишка.
– Засуну тебе трусы в рот.
– Ну да, эта участь пострашнее.
Я отвернулся, скрыв улыбку, и надел джинсы, посмотрев на себя в зеркало снова.
– А про Рыб что пишут?
– А ты Рыба?
– Нет, просто так попросил, – я облокотился бедром о стиральную машину, поставил подбородок ему на плечо и посмотрел на страницу газеты.
– Рыбы на этой неделе должны быть осторожны, потому что могут получить по шее от Львов.
– Вообще-то здесь написано…
– Льву лучше знать.
– О, ну раз ты так говоришь, – усмехнулся, отступив от него и натянув футболку. В гороскопе была написана банальщина: большая удача и здоровье. Такое писали через каждые две недели, надеясь, что это все равно не прочтут.
– Пошли, лев, пока твоя рыба не уплыла в одинокое плавание по Нью-Йорку.
Илья спрыгнул со стиральной машины, выходя следом в коридор.
Конец июля выдался на удивление холодным. Такая погода не покидала город уже с самого мая. Я шел немного позади Ильи, говорящего то на русском, то на английском. Кажется, он пытался объяснить мне что-то о своем родном языке, но я, если честно, абсолютно его не слушал. В отличие от него я, как обычно, мерз. Мерз бы и дальше, если бы Илья не решил, что моя возможная смерть от переохлаждения это не лучшее, что могло случиться в этот день, и великодушно не отдал свою куртку. Коричневый кожзам, но жаловаться не приходилось. Илья шел, кажется, в том же свитере, который был на нем в тот день, когда я впервые его увидел. Черный, с высоким горлом, закрывающим его шею.
– Эй, большевик, – он посмотрел на меня через плечо, явно будучи недовольным тем, что я прервал его негромкий монолог на двух языках сразу. – Я думал, ты гуляешь где-то еще, кроме Центрального парка. В смысле, здесь изучать-то нечего.
– Ты здесь с рождения. А я всего несколько лет. Замечаешь разницу? – я пожал плечами. – Тем более, за день его точно не обойдешь. И с чего ты взял, что я хожу только здесь?
– У меня интуиция хорошая. И логика развита, – я посмотрел на него, пожимая плечами. По утрам в Центральном парке не так много людей. Даже если учесть, что на часах уже почти полдень и на календаре июль. В основном это были школьники и студенты (к слову, долго здесь не задерживающиеся, видимо, из-за погоды) и офисные рабочие из ближайших многоэтажек, у которых был обеденный перерыв. И парочка таких же зевак как мы.
Илья фыркнул, сворачивая в сторону пруда. Я за ним.
– Просто ты зажравшийся нью-йоркец, который привык вообще ко всему.
– А ты московский зануда, я же ничего не говорю.
Илья посмотрел через плечо, вскинув брови.
– Откуда знаешь?
– О чем именно? О том, что ты зануда? Ну, ты бы хоть раз себя послушал, – я поднял плечо, потершись о него носом, и косо посмотрел на Курякина, остановившегося в паре метров от воды.
– Я вроде не говорил тебе, где я вырос.
– А я уже говорил, что у меня хорошая интуиция, – я перевел взгляд на проплывающую за спиной Ильи утку, явно ожидающую, когда ей подбросят хлеба. Вообще-то, уток я здесь уже давно не видел. Наверное, с того самого момента, когда какой-то придурок пришел и перестрелял их всех. Не помню точно, сидит ли он до сих пор в тюрьме или все же откупился приличной суммой.
– Или ты врешь хорошо.
В десятку, большевик.
Я подошел к воде, пожав плечами снова и посмотрев на Илью.
– Значит, ты все-таки москвич? – он кивнул, скрестив руки на груди. – И как там?
– Нормально, – он подошел сзади, положив ладонь мне на плечо, заставив обернуться. – Ты не врешь мне?
– А требуется? – я окинул его взглядом, заметив, что его уголки рта дрожат, вот-вот грозясь превратиться в улыбку. Не скажу, что самую ласковую, судя по огоньку в глазах.
– И ты доверяешь мне?
– Что за вопросы?
Он положил обе руки мне на плечи и легко (видимо, только по его меркам) толкнул вперед. Не удержав равновесия больше от неожиданности, чем от силы толчка, я оказался в воде. Сообразить я не успел. Секунда, за которую я мог ухватиться за рукав Курякина и потащить его за собой, была упущена, и мне оставалось только сидеть в воде, хмуро глядя на него исподлобья.
– Очень смешно. И очень по-взрослому, – я поднялся на ноги, отряхиваясь и фырча, надеясь, что в парке найдется место, где можно будет высушить задницу. Отряхнув штаны, я посмотрел на Илью, зажимающего рот ладонью и мелко трясущегося. Он никогда не показывал, как он улыбался, а каждый раз, начиная смеяться, отворачивал голову или закрывал ее чем-нибудь.
– Мудак, – отказываться от своей идеи я не собирался. Схватив его за обе руки, я резко дернул его на себя, но, как обычно, не успел отступить в сторону, отправившись под воду снова. Только теперь не в одиночестве.
Илья фырчал, отряхивался, звучно матерясь на русском. Схватил меня за шкирку и потащил быстрее к берегу, говоря уже на понятном мне английском:
– Ты совсем уже, Соло? Тут плавать запрещено, а ты меня в воду тащишь.
– Ты первый начал, – оказавшись на берегу, я снял с себя куртку, отряхивая ее. В кроссовках неприятно хлюпало. – Мудак, господи.
Илья снова фыркнул, выжимая штанины джинс и оглядываясь по сторонам.
– Ты не знаешь, где здесь туалет?
– Живу недалеко, пошли, – я накинул мокрую куртку на спину и, стараясь игнорировать влагу в кроссовках, широким шагом направился в сторону метро. Из Центрального парка ехать до моей квартиры всего пару станций.
– Где гарантия, что это не замануха для смены локаций? – я обернулся на его голос, вскинув брови. – Ну, захотелось разнообразить секс.
Я молча показал ему два пальца, как бы обозначая, сколько раз мы таким занимались.
– Если бы мы с тобой трахались каждый день, – добавил я, – я бы еще подумал о смене обстановки. А пока у тебя дома столько стен и столов, ух. Грех жаловаться.
Только в метро я понял, что ехать ко мне в квартиру было не самой удачной идеей. Не самой удачной идеей больше для Ильи, чем для меня.
– Я уже высох, ну его, а? – я остановился возле выхода со станции. Илья без лишних слов положил ладонь мне на задницу и кивнул.
– Ага, высох, – и пошел дальше, продолжая выжимать рукава. Кажется, он все же растянул свой свитер.
– Здесь неподалеку есть нормальный отель, лучше там. У меня не убрано, – я нагнал его, потянув за собой в сторону. Показывать свою квартиру в его же фотографиях мне не очень хотелось. Хотя бы потому, что это была моя квартира, увешанная его фотографиями. – А в отеле и высушишься, и помоешься, и потрахаешься, все что угодно.
Илья одернул плечо, даже не посмотрев на меня, опустил руку, сжав мне запястье, и пошел быстрее.
– Ты у меня сколько жил? Я должен же хоть раз побывать у тебя, – он не знал, куда идти, потому через несколько секунд остановился, посмотрев через плечо. – Если это не бордель. Если ты не заметил, бардак меня не пугает.
Я хмыкнул, отцепив его пальцы от своего запястья. Вода в кроссовках все еще булькала, и мне хотелось выкинуть их вместе с носками и пойти босиком. Показывать ему дорогу я не собирался и старался показать это всем своим видом. Простояв в тишине минуту, Илья вздохнул, скрещивая руки на груди.
– Мы пойдем, или ты решил себе что-нибудь отморозить?
– Я не принимаю гостей, когда у меня в доме бардак.
– Я видел у тебя места потемнее любого домашнего срача, – я закатил глаза, отвернув голову. – Так что пошли.
– Иначе что.
– Иначе я дойду до редакции твоей газетенки и спрошу адрес у них.
– О, ну удачи тебе.
– Ты правда думаешь, что я пошутил? – он вытащил из заднего кармана джинс телефон, отряхнув чехол от воды. Я хмыкнул, смотря на него краем глаза.
– А ты правда думаешь, что первому позвонившему парню вот так запросто дадут мой адрес?