Этот вопрос прозвучал неожиданно и застал Джонатана врасплох. Мистер Гудвин будто был осведомлен об истинном положении дел, что не могло не настораживать: не мог же он, в самом деле, все угадать! При этом в его голосе прозвучала какая-то детская обида с примесью угрозы.
– Я… нет. Мне просто нужна была игрушка.
Хозяин лавки, очевидно, оскорбленный до глубины души, вознамерился поскорее избавиться от нежелательного посетителя, поскольку отвернулся и раздраженно бросил:
– Нет здесь никаких игрушек! Вам пора! Уходите!
Джонатана покоробило от подобной незаслуженной грубости.
– Я с самого начала собирался уйти. Но вы меня задержали.
– Что?! Это возмутительно! Уходите, я вам сказал!
Возмутительным на самом деле являлось как раз таки отношение мистера Гудвина, но Джонатан более не собирался задерживаться в этом угрюмом месте и молча повернулся к двери. Он уже положил руку на дверную ручку, когда хозяин лавки неожиданно произнес:
– Постойте-ка. – Он передумал. – Кажется, у меня все же кое-что есть для вас.
Джонатан в недоумении обернулся:
– Так вы же сами сказали, что ничего нет. Что все раскупили перед праздниками.
– Я сказал «видимо», – заметил мистер Гудвин.
– То самое «видимо»?
Хозяин лавки кивнул, велел: «Ждите здесь» – после чего скрылся за невысокой дверкой, которая пряталась за стойкой.
Джонатан стал ждать. Он все пытался понять, что же заставило этого странного человека передумать: сперва он его прогоняет, после чего тут же останавливает, намереваясь что-то ему продать. Вряд ли он его пожалел. За все время короткого разговора с мистером Гудвином, Джонатан точно уяснил одну вещь: это отнюдь не добрый человек, и жалости в нем не сыскать ни на грош. В другое время он предпочел бы и вовсе с ним не встречаться, не разговаривать, не вести никаких дел и… и тут Джонатана осенило: вероятно, мистер Гудвин решил всучить ему какой-то хлам! И верно: зачем упускать возможность подзаработать на наивном простаке, которого занесло в твою лавку, как клочок газеты, приволоченный ветром?! Что ж, это вполне в духе габенских торгашей…
«Не попадись, Джонатан! – предостерег себя мистер Мортон, клерк из конторы “Лейпшиц и Лейпшиц”. – Не позволяй отчаянию заставить тебя потратить деньги на какую-то дребедень. Помни, что ты покупаешь это Калебу. Он заслуживает хорошего подарка. А вовсе не такого, как этот черствый Гудвин живописал: выбранного в спешке…»
Когда мистер Гудвин вернулся, Джонатану хватило лишь одного быстрого взгляда на то, что сидело у него на руках, чтобы недобрые подозрения пробрались к нему в душу еще глубже. Это определенно было то, чего он никак не ожидал увидеть, уж точно то, что он при других обстоятельствах не стал бы покупать, и, без сомнения, то, о чем он мог бы пожалеть, вздумай он принести это домой.
– Вы можете его упаковать? – спросил Джонатан и тяжело, с внезапно подступившим ощущением совершаемой ошибки, вздохнул.
***
Если сравнить Тремпл-Толл со старым сундуком, забитым различным хламом, то квартирка по адресу «улица Каштановая, № 24» была бы какой-нибудь крошечной вещицей, и пришлось бы достаточно покопаться, чтобы ее отыскать. И дело вовсе не в том, что она пряталась – о нет! – скорее, она просто была незаметной и совершенно не отличимой от прочих.
Дверь с почти полностью стертым номером «24» была точно такой же, как и другие двери в этом доме. Она была такой же, как и двери дома напротив, за которым располагался точно такой же дом с точно такими же дверями с точно так же стертыми от времени номерами. Лишь престарелый почтальон мистер Лейни знал, кто здесь где живет.
На первом этаже квартирки, о которой идет речь, располагались кухня и гостиная, на втором – спальня и детская. Не очень просторное место, но довольно уютное.
Кухня полнилась жаром, все кругом было в мучной пыли, пироги томились в печи. Женщина в переднике суетилась у плиты и время от времени тревожно поглядывала на часы, висевшие на стене гостиной. Ее муж задерживался. Он, разумеется, знал, что сегодня не обычный день, поэтому его отсутствие было вдвойне странным и втройне ее нервировало. Помимо всего прочего, погода разыгралась не на шутку. Туман к ночи стал настолько плотным, что от него можно было отрезать кусочек, а затем сварить из этого кусочка пудинг.
Каждый раз, когда до женщины в переднике доносился отдаленный вой со штормовых бакенов, она выглядывала в окно, постоянно забывая, что за ним уже давно ничего не разглядеть. Недоброе предчувствие что-то невнятно бубнило в голове, и постепенно его голос становился все громче. Пару раз она уже подумывала натянуть пальто, взять фонарь и выйти на улицу, пройтись до угла и обратно, но пока что непоседливые пироги требовали всего ее внимания.