Джон пошевелился.
Ким раскрыл от удивления рот.
– Джон! – позвал он. – Ты живой?
Здоровяк прохрипел что-то неразборчивое и попытался повернуться на бок.
– Джон! Мы вылечим тебя. – Ким и сам удивился, когда эта фраза выскочила как-то сама по себе.
После нескольких попыток, Джон всё-таки смог перевернуться на бок. Тут же он зашёлся кашлем; его ноги согнулись в коленях, а когда кашель прошёл, он смог еле слышно проговорить:
– Здорова… парниша.
– Куда ты ранен?
Джон снова начал кашлять и задыхаться. Его лица не было видно, но Ким слышал уже знакомые ему «булькающие» звуки, которые не сулили ничего хорошего. Джон не просто ранен – он убит; он просто доживает последние минуты, после чего к нему придёт смерть. Теперь в этом можно было не сомневаться.
Отдышавшись немного, Джон сказал:
– Куда я ранен, спрашиваешь?
– Да… - еле слышно ответил Ким.
– В душу, парень… в душу… Этот маньяк забрал у меня ту, которую я любил… Он забрал у меня всю жизнь… Тварь… Как жалко, что я не смог выстрелить первым. – Джон снова закашлялся. – Он улетел?
– Да, - сказал Ким. – Но… ненадолго.
Удивление Джона было настолько велико, что он даже нашёл в себе силы немного развернуться к собеседнику:
– Шо значит ненадолго?
– Это всё Заяц… Он поставил челнок в режим самоуничтожения.
– Ш…шо?
– Челнок взорвётся на лету. У Зайца был план. Он хотел отомстить Пухлому за всё «хорошее». А так как был не в силах открыто противостоять ему, то придумал план: посадить Пухлого в челнок, а потом взорвать его.
– А Пухлый шо, умеет летать? Я думал, за рулём будет Заяц.
– Именно Заяц и должен был быть за рулём.
– То есть… он… хотел взорваться вместе с этим… Пухлым?
– Да. Другого выхода не было. Пухлый бы не полетел без мальчика.
Джона снова прошиб кашель. Отплевавшись кровавой слюной, он сказал:
– А где За… – Джон запнулся, вспомнив недавние события. – Чёрт… Этот конченый маньяк убил его… А другой конченый маньяк… убил меня.
– Он не убил тебя, - сказал Ким. – Ты будешь жить. Мы тебя вылечим.
– Нет, Ким… В последнее время во мне появилось слишком много лишних дырок. И одну мне подарил ты, братишка!
Джон попытался засмеяться, но снова зашёлся кашлем.
– Джон… мне… мне правда… очень жаль… Я…
– Да не переживай, парень, - сплёвывая кровь, сказал Джон. – Ну подрезал дядьку разок… с кем не бывает.
– Но я думал, что убил тебя. Ты исчез. Тогда в доме остался только Пухлый с той бабкой…
– А я в это время зализывал свою рану. – Джон слегка хихикнул. – Я слышал, как они пытались тебя поймать. А потом наблюдал за всеми вами по монитору, который установил в подвале Заяц. Да… Бабка всегда потакала своему сынку.
– А эта бабка правда его мать?
– Правда.
– И он хотел улететь без неё?
– Да.
– Но она же его мать! Как такое возможно?
– Запросто, Ким. У них вся семейка такая. Дебил на дебиле…
– А… ты?.. – осторожно спросил Ким.
– Ты спрашиваешь дебил ли я? – Джон задрожал от распирающего его смеха и закашлялся.
– Нет! – тут же воскликнул Ким. – Я имел в виду… ты что, не из их семьи?
– Нет. Я приёмный. Матриона нашла меня, когда мне было восемь лет. Я отлично это помню. Она выковыряла меня из разбившегося УАЗика, где мы ехали с отцом. Не знаю, как я тогда остался жив. Может, потому шо сидел сзади? Я тогда всего лишь сильно ударился головой и сломал руку. А так, ничего. Но отец… Отец… его голову я заметил возле дерева. Я кричал, брыкался… А она схватила меня в охапку и потащила куда-то. Запихнула в какую-то машину, и мы поехали. В машине были два пацанёнка.
– Пухлый и Жмурик?
– Да. Только звали их тогда по-другому. Паша и Женя. А кликухи придумал им я, так как я был гораздо сильнее и со мной они боялись спорить. Так вот… С тех пор, я жил у них, в том доме, который взорвал Пухлый. С первых же дней я чувствовал себя чужим среди них. Я всегда удивлялся Пашке и Жеке, – как они разговаривают с матерью, а ещё больше удивлялся тому, как эта мать отвечает своим детям. Она была им словно подружка: Пашка называл мать только по имени, Жека и вовсе обращался к ней «баба». Матриона всегда была полна здоровья и могла дать по морде с такой силой, шо зашатаешься. И Пашке с Жекой частенько доставалось от неё. – Джон улыбнулся и посмотрел на Кима. – Так появилось знаменитое ругательство Пухлого – «Едрёна-матрёна».
– Выходит, что её можно считать и твоей матерью тоже. Ведь она тебя вырастила.
– Меня вырастил отец, - твёрдо сказал Джон. – А Матриона просто подкормила и не дала сдохнуть с голодухи.