В такие моменты, человек, наверное, вовсе ничего не может с собой поделать - ярость просто приходит и заполняет тебя до краев. Тупое, холодное бешенство, которое перехватывает твой штурвал и ведет единственно верной дорогой.
Двери хватило двух мощных ударов, чтобы распахнуться настежь, треснувшись с характерным звуком о стенку. Каюта, открывавшаяся за порогом, предназначалась для редких пассажиров, которые ступали на наш борт: кресла, устланные шелковой материей и мехами, укрытый коврами пол, висячие лампы на каждой стене, даже небольшой письменный столик, загнанный в свой угол, как и просторная койка. По комфорту помещение уступало только капитанскому - и то лишь потому что о себе любимом Небесный Наш заботиться любил и умел.
В креслах, поставленных друг против друга, сидели сейчас двое - и один из них, не успел я еще и шагнуть за порог, взвизгнул от испуга, роняя на пол чашку с чем-то, что чаем точно не было - никакой чай так не смердит.
-В-вы...вы что...
На большее капитана не хватило - тряся своим безвольным подбородком, он так и замер, словно надеясь слиться с креслом, в котором еще несколько мгновений назад столь нагло разваливался. Его реакция, признаться, меня нисколько не волновала - вломившись в каюту, я смотрел сейчас только на того, кого в нее скрепя сердце вынужден был не так давно заселить.
Средних лет женщина в строгих черных одеяниях - руки в перчатках, бледное, все какое-то вылинявшее, лицо без особых изысков, туго стянутые черные волосы, жесткие, словно проволока. Лишь глаза отличали ее от очередного человека, что мелькнул на миг-другой в толпе, скоро забывшись - и дело было не столько в их размере, сколько в том, чем те были наполнены.
Расширенные зрачки сплошь заливал какой-то красный кисель, слишком густой для крови. Все остальное же было покрыто тонкой желтоватой пленкой - достаточно было моргнуть, чтобы она прорвалась, вот только такие как она никогда не моргали.
-Капитан? - отчаянно пытаясь подражать принятым у нас интонациям, пассажирка подняла на меня взгляд. - Что-то не так?
-Все, - выдохнул я, в три шага преодолев расстояние, отделявшее меня от кресел, и - раньше чем Небесный Наш успел бы сказать какую-нибудь глупость - схватил его за воротник, рванув вверх и на себя.
-Я, кажется, вполне ясно выразился насчет визитов сюда, - зарычал я в лицо недоумку, в лицо, что страх мял и корежил все сильнее. - Какого дьявола ты тут делаешь?
-Сайрес...послушай, я...
-Отвечай! - рявкнул я вновь, да так, что странно, как не довел парня до обморока.
-Сайрес, ты же знаешь...
-Знаю что? Что? - отпустив, наконец, его воротник, чтобы ненароком не задушить, я плавно опустил руку в карман, коснувшись рукояти револьвера.
-Мы...ох... - оправившись, Небесный Наш взглянул на меня совсем иначе - в глазах его плескалась сейчас чистая ненависть. - Мы нищие, Сайрес! - заорал он, брызжа слюной. - У нас ни гроша за душой, и так раз за разом! Все, что мы зарабатываем, ты тут же спускаешь на этот чертов корабль! Я устал! Я устал от всего этого!
-Устал, значит... - сдерживаться становилось все сложнее.
-Да, устал! - взвизгнул он. - Я хочу отделаться от всего этого побыстрее, но этому не видно ни конца, ни края! Сколько лет мы уже в море, три, четыре года? Я устал! Я хочу свой дом, свою прислугу, свое...
-А еще чертей на посылках. Чтобы пятки тебе почесывали и вино подносили.
-Я устал! - вновь заорал он. - Я хочу домой! Хочу иметь дом! И когда у меня появляется такой шанс, ты его отбираешь! Когда я нахожу кого-то, кто может решить все наши проблемы, ты берешь и запрещаешь мне с ней даже разговаривать! Да кем ты себя...
-Очень хороший вопрос, - подает вдруг голос женщина. - Кем вы себя возомнили, и правда? Это его выбор, его сделка. Вы не имеете ровным счетом никакого права вмешиваться в его личные дела.
-Да неужели? - вырвав револьвер, я направляю его меж залитых малиновых жижей глаз, которые от того ничуть не меняют своего выражения. - А какое право вы имеете ему это предлагать?
-Он сам пришел, - она подергивает плечами. - Сам пришел и сам испросил этого. Я помню, о чем мы с вами договаривались. Я сижу здесь и не касаюсь ваших дел...так, кажется, вы тогда сказали? Почему же тогда вы столь нахально пролезаете в мои?
-Пока вы на этом корабле, никаких ваших дел не существует, - соблазн дать выстрел преодолевать выходит все с большим трудом. - И в особенности это касается торговли душами.
-Сайрес, да послушай ты! - снова взвивается Небесный Наш. - Это лучшие условия, какие можно найти! В сто, в тысячу раз лучше, чем стандартный договор в Латунном! Нас завалят золотом до самой...
Удара я почти не помню, почти не ощущаю. Просто что-то красное застилает глаза на несколько мгновений, а когда оно отступает, Небесный Наш уже корчится на ковре, заливая тот кровью из переломанного револьверной рукоятью носа.
-Я дал клятву тебя сберечь, проклятый недоумок, слабоумное отродье! - от крика начинает резать глотку, но остановиться уже не выходит. - И я сберегу твою душу, даже если мне придется набить тело свинцом! Встать! Встать, я сказал!
Тщетно - съежившись на полу, он теперь может только скулить.
-Сайрес...Сайрес... - по губам Небесного Нашего стекает кровь. - За что? Я же...мы же...мы же братья...
Господь милосердный, дай мне сил. Я ведь сейчас точно всажу ему пулю.
-Я тебе не брат, и никогда им не был, пусть мы и росли под одной крышей! - последние преграды срывает начисто. - Будь моя воля, утопил бы тебя, выродка, здесь же, на месте!
Тоскливый вой продолжается. Наша гостья резко дергает меня за рукав, заставляя обратить на нее внимание. И револьверный ствол.
-Значит, он сказал о вас чистую правду, - неживые губы растягиваются в улыбке. - Все так и есть. Вы просто безумный старый дурак, не способный принять правду. Ваш мир ушел, сгинул. Вам уже не вернуться. Никому из вас...
Красная пелена снова лезет в глаза, снова просит выхода ярость. Нельзя. Нельзя - и понимание того ранит сильнее всего, скребет и раздирает душу на части.
-Даже если бы выиграли войну, вы бы не смогли вернуться! - продолжает она свое наступление. - Но вы проиграли! Проиграли, вы слышите? Вы теперь никто! Вы просто пожива для Базаара! Он получил всех вас, получил по договору с вашей королевой и вам того не изменить!
Выстрел сливается с очередным взвизгом Небесного Нашего, пусть, конечно, и звучит куда громче. Выстрел отбрасывает гостью назад, на спинку кресла, из которого она почти уже вскочила, заставляя согнуться, сжать руками живот.
Из ствола течет легкий дымок. Из раны не течет ничего, потому как за ней ничего и нет - сквозь пробитую в теле демона дыру можно увидеть испорченную обивку кресла. Гостья резко поднимает голову и я вижу, как сминается, корчится ее лицо, становясь пепельно-серым от бешенства. Я вижу, как пробивается на поверхность все сильнее то, что лишь проглядывало раньше за фальшивыми глазами.
-Мы проиграли, пусть так, - свои собственные слова я слышу словно откуда-то со стороны. - Но не только мы здесь изгои, не так ли?
Воздух наливается шумом, который знаком мне, как ничто другое, знаком до боли, той самой боли, что я глушу ночь за ночью опиумными настойками. Воздух наполняется сердитым жужжанием пчелиных крыльев, а на меня смотрят уже настоящие глаза нашей гостьи.