Кандерус смотрит куда-то вдаль.
— Ты бы её видела. Это та сила, с которой нужно считаться. Истинный лидер. Достойная противница. — Он не улыбается, нет, но он поворачивается к ней, и она чувствует, как его охватывает что-то, похожее на восхищение. — У нас, мандалорцев, была поговорка: лучше умереть от руки Реван, чем покориться.
Она внимательно слушает, принимает к сведенью. Поворачивается через секунду.
— Не такая уж это и поговорка, — спокойно говорит она. Проходит мимо и направляется туда, где её ожидает Совет.
***
Теперь они повзрослели. Как сами по себе повзрослели, так и посвящены в рыцари. В отличие от остальных, уехавших на Корусант, они с Алеком после миссий всегда возвращаются на Дантуин. Они сидят на её скромной постели в её голых, почти арканианских покоях. Алек прислоняется к стене, она складывает под себя ноги.
— Мы должны пойти, — говорит она. Уже час они сидят в тишине.
Её единственный друг хмурится.
— Поступить так — значит не подчиниться Совету.
Её тёмные глаза скользят по нему и наконец задерживаются.
— Я никогда не буду подчиняться Совету.
***
Она снова стоит перед ними: Вандар, Врук, Жар Лестин. Она думает, что это верх лицемерия. Что они стоят перед ней и притворяются, что они не знают, кто она. Ведут себя так, как будто не они участвовали в её создании. Она всё время не сводит глаз с Врука. Старик подчиняется Жару. Твилек говорит ей незабываемые вещи о тренировках, о её чувствительности к Силе, о том, что они слышали от своей марионетки Бастилы.
Она стоит перед ними, скрестив руки и отведя бедро в сторону. Холод и жестокая ненависть кипят у неё под кожей. Они — трусы. Они всегда ими были, и они хотят привязать её к себе под видом исправления.
Врук смотрит на неё хмуро.
— А ты что скажешь? Тебя интересует учение джедаев?
Она давно превзошла учение. Но они трусы, а она — лгунья. И поэтому она играет свою роль в этой ошибочной попытке искупления: она делает вид, что шокирована, делает вид, что не знает, кто она.
Они отправляют её обратно на «Чёрный ястреб» дожидаться их решения. Но она уже знает, каким оно будет.
Потому что, несмотря на все свои ханжеские проповеди, они не собираются отказываться от иллюзорного контроля над её судьбой. Это первый раз, когда они хоть чуть-чуть приблизились к тому, чтобы удержать сердце Силы.
***
Она не близка с другими джедаями. Она не может справиться без него и говорит ему об этом.
— Ты хочешь, чтоб я отправил своих друзей на войну, — говорит он усталым голосом. Смотрит усталым взглядом.
— Ты думаешь, что эта война не важна? — отвечает она, внимательно вглядываясь в его лицо. Её пальцы находят его предплечье, крепко сжимают.
— Ты же знаешь, я не могу ясно мыслить о том, что связано с тобой, — бормочет он.
Это самое близкое к признанию, что он когда-либо говорил, и она делает полшага назад, хотя её пальцы — её прикосновение — не отрываются от его кожи. Её след на Алеке так же ясен, как его синие татуировки, украшающие голову, шею, спину. Видимо, так же заметен.
Она закрывает глаза. Вдыхает аромат травы. Она уже знает, какие шаги она должна предпринять. Она уже давно их видит. Как в любой игре в дежарик — надо жертвовать как мелкими, так и большими фигурами.
Она не знает, кем они будут. Но, если она вообще что-то знает, она знает, что они будут вместе.
— Горят миры, — говорит она. — Совет ничего не делает, чтобы это остановить.
Алек медленно пододвигает руку и накрывает её ладонь своей.
— И поэтому ты должна что-то сделать?
— Если не я, — спокойно говорит она, — то кто?
Алек встречает её взгляд. И через мгновение наклоняется, прижимается лбом к её лбу.
— Кажется, ты наконец переросла это место.
Она закрывает глаза.
— Это место уже давно слишком маленькое, Алек. Для нас обоих.
***
Она видит сны о том, какими они были раньше. Она видит себя со стороны: невысокая, несмотря на статность, с тёмными решительными глазами, она идёт в пещеры.
Алека она тоже видит. Он в оранжево-красной мантии, которую он любил во время войны, и он покорно следует за ней.
Разворачивается звёздная карта, и девушка из её сна не отрывается от неё. Планеты отражаются в её глазах.
И, поскольку она наблюдатель, она впервые замечает, что Алек не отводит от неё взгляда. Что он с трепетом наблюдает за алчным выражением её лица.
Она знает, что эта карта была началом их конца.
***
Алек стоит во дворе, и она слушает, как он говорит со своего места у дерева. Он может словами выразить то, что она чувствует, но не может сказать. Он — её голос. Он единственный, кому она может это доверить.
Постепенно всё больше и больше рыцарей и падаванов, вдохновлённых речами Алека, начинают искать её совета. Её совета, её ответа. Они хотят узнать о мандалорцах, о том, как они сражаются, чего они хотят.
И так она начинает расставлять свои фигуры; Алек, как всегда, рядом с ней.
***
Они остаются на Дантуине несколько недель. И, иронично, но её обучают так же, как три десятилетия назад. Она медитирует. Тренируется. Учит философию.
Как бы она ни не хотела этого признавать, но части её постепенно становятся на свои места. Части её тела, её разума. Её памяти. Всё в ней начинает медленно разгоняться, возвращая к жизни то, что будто бы атрофировалось после того, что с ней сделали.
— Твой прогресс замечателен, — говорит ей Бастила, когда они заканчивают упражнения на левитацию.
Она всегда была замечательной. Но она лишь улыбается, принимая похвалу воровки.
— Мне нужно продвигаться ещё дальше.
***
— Итак, ты вернулась. — Голос Кай звучит старше и усталее. Она сидит в глубине старых руин к востоку от Храма. Она улыбается под капюшоном, закрывающим большую часть её лица. — Кажется, я в конце концов буду твоим первым и последним учителем.
— Я здесь не для твоих поучений, — говорит она, останавливаясь перед женщиной.
— Если не для них, то для чего?
Она хмурится. Если честно, она не знает, что заставило её искать Аррен Кай. Она не самая сильная из её длинной цепочки учителей. Но, вопреки её желанию, самая мудрая. Она не знает историю так же хорошо, как Вандар, и не умеет сражаться так же хорошо, как Кавар. Но она чувствует что-то в этой женщине — возможно, роль, которую ей ещё предстоит сыграть.
— Скажи мне, кого ещё я должна взять с собой? — говорит она. И почему-то ей кажется, что это правильные слова.
Кай выглядит так, как будто хочет задать ещё один вопрос или, наверное, намеренно показать незнание. Но затем она отвечает.
— Митру Сурик.
Она возражает:
— Она же ещё ребёнок.
— Не настолько, как ты думаешь. И её судьба — эхо твоей судьбы.
Она думает о Митре, которая младше неё почти на десять лет. Яркая, наивная, а как джедай — посредственная. И способности у неё посредственные. Но в ней что-то есть. Что-то такое же, как у Алека. Умение легко создавать связи. Это, пожалуй, единственное, чего ей самой не хватает. В конце концов, чистая сила не приводит к дружбе или любви.
И, наконец, она кивает.
— Мы больше не встретимся.
— Да, — говорит ей женщина, которая станет Креей. — Мы больше не встретимся.
***
Мастера смехотворно решают, что она готова к испытаниям.
Она обнаруживает давно похороненную часть своего разума — она наизусть читает кодекс. Она собирает свой световой меч. Он не похож на те два, которые она создала и носила до этого. Она молча оплакивает их потерю и клянётся воссоздать их, как только у неё будут возможности и ресурсы.
Затем её отправляют на поиски тёмной джедайки.
Джухани — гнев и грубая сила. Она ранена, и из-за этого она набрасывается слишком резко. Она на мгновение хочет её убить. Это было бы наиболее эффективно.
Но что-то будто бы опускает её руку. Бастила потом скажет, что, как она думает, это значит. Скажет ей о милости Совета, пока она будет молча стоять рядом.
Катарка уходит. И она думает, что нашла кого-то, кто может быть полезен.