До избушки мы добрались за два дня. Там хорошо поели, отдохнули и в два рейса вынесли пробы. Рюкзаки, правда, были килограммов по пятьдесят, но дело было сделано.
Когда мы вернулись на базу и рассказали о Розкиных подвигах, один из охотников взял Розку к себе. Она приобрела надежного и доброго хозяина.
Танькин лог
Телеграмму мы получили поздней осенью 1957 года, уже в октябре, когда в тех местах обычно уже лежит снег. Телеграмма удивила нас своим текстом, хотя в конце концов мы поняли ее содержание. Она гласила: ПРОВЕРЬТЕ ЗАЯВКУ ЖИТЕЛЯ ДЕРЕВНИ ЮДИНКА ИВАНОВА ЖЕЛЕЗНУЮ РУКУ ТАНЬКИНОМ НОГУ ТЧК ДОБРОВОЛЬСКИЙ. Мы, конечно, вволю похохотали над таким странным анатомическим заданием, но выполнять его надо было без всякого смеха. Мавр Николаевич Добровольский был начальником геологического отдела Красноярского Геологического управления и хотя слыл большим шутником, но не до такой же степени. Переврали телеграмму на почте то ли при передаче, то ли при приеме. Привез ее нам верховой нарочный из соседней татарской деревни, каких много в центре Красноярского края. Потом я лет пятнадцать хранил этот уникальный документ, пока он не потерялся при одном из многочисленных переездов.
Немного пошевелив извилинами, мы расшифровали загадочный текст так: ПРОВЕРЬТЕ ЗАЯВКУ ЖИТЕЛЯ ДЕРЕВНИ ЮДИНКА ИВАНОВА ЖЕЛЕЗНУЮ РУДУ ТАНЬКИНОМ ЛОГУ. Учитывая время года, а также то, что Юдинка находится на правом берегу Енисея, а наша база — в полузаброшенной деревне Самарка на его левом берегу, задачка предстояла не из легких. И досталась она мне. Правда, начальник партии Борис Лапшин и главный геолог Трофим Корнев всячески старались облегчить ее выполнение. Но все равно предзимье в среднем течении Енисея — не самое лучшее время для таких проверок.
Мне подчинили целую бригаду горняков (проходчиков шурфов и канав), возчика с пятью лошадьми, а из экспедиции, где то же задание получили по радиосвязи, прислали целый геофизический отряд с инженером-геофизиком Гришей Скубицким. Отряд сей включал оператора магнитометриста («рука»-то железная), техника-топографа и двух рабочих. Всего вместе со мной получалось десять человек. Плюс пять лошадей под водительством возчика дяди Степы, о котором я уже рассказывал.
Серым утром под моросящим дождем, временами переходящим в снежную крупу, мы начали переправу на правый берег. На большой лодке-илимке перевезли сначала инструменты горняков и снаряжение — на всякий случай, хотя работать предстояло возле деревни, взяли с собой две шестиместных палатки и, разумеется, спальные мешки. И у Скубицкого были ящики с приборами, треноги к ним. А еще личные вещи, по рюкзаку на каждого. Плюс фураж для лошадей. Набралось больше полутонны, почти полная илимка.
Потом наступила очередь лошадей. Мы соорудили дощатый настил на дне илимки и такие же сходни, но они оказались узковаты. Лошади никак не хотели идти на них. Не помогали ни крики, ни затягивание веревками, ни заманивание хлебом, посыпанным солью. Кто-то из геофизиков предложил: — А может, загоним в воду и пусть плывут своим ходом, чего мучиться-то?
Но дядя Степа рекомендовал сказавшему это самому попробовать искупаться, самый сезон, мол, для таких горячих голов. Взял за повод свою любимую Карьку и повел ее на илимку, накинув на голову свою куртку. За Карькой пошли и остальные. В илимке он перед каждой постелил по мешку и насыпал по две пригоршни овса «для успокоения нервов». Тем временем разобрали и погрузили сходни, а там и отчалили. Пока плыли поперек реки, нас снесло много ниже места выгрузки. Пришлось разворачиваться и огромными веслами выгребать против течения. Кое-как справились и с этим. Когда причалили, собирать сходни не пришлось: лошади сами выпрыгнули на прибрежную отмель. Ребята в болотных сапогах, выскочившие раньше, сразу переловили их и сдали довольному дяде Степе. Приданный нам на время переправы кормщик погнал илимку обратно.
А мы, точнее, мои горняки и геофизики Скубицкого, принялись седлать и вьючить лошадей. Через полчаса мы двинулись по узкой, извивающейся, как змея, тропке вверх на известную нам по карте гужевую дорогу.
Юдинка, как и наша Самарка, расположена в «Предивинской Швейцарии». Так кто-то окрестил действительно очень живописное место в теснине Енисея, расположенное пониже поселка Предивинск с его лесоперерабатывающим и баржестроительным заводами. Здесь Енисей прорезает вдоль западный отрог Енисейского кряжа. Оба берега, особенно правый, скалистые, но по правому идет почти непрерывная полоса удивительно красивых скал, похожих то на крепостные стены, то на древние замки с башнями и контрфорсами. Подножья их поросли хвойной тайгой, то сосновой, то чисто кедровой, то еловой, с редкими отдельными березами и осинами. Красотой этой любуются в основном путешествующие на белых теплоходах по реке. Для нас же эта красота выливалась в дополнительные трудности. Попробуйте карабкаться по тридцатиградусному уклону, целясь между двумя высокими башнями. А взобравшись, поищите еще неизвестно кем и когда проложенную дорогу.
Дорога, правда, оказалась давно заброшенной и изрядно захламленной упавшими лесинами, а кое-где и выросшими на ней кустами, но к этой напасти мы были готовы. Поверх вьюков были приторочены топоры и даже поперечная двуручная пила. Я распорядился, чтобы горняки, вооружившись этим добром, шли впереди и по возможности расчищали дорогу. Ведь предстояло еще и возвращаться. Потому на месте выхода на дорогу мы сделали большой, издалека видный затес на елке.
Шли мы неторопливо, предоставляя возможность передовым готовить путь, не торопясь. За сезон нам пришлось столько исходить, что такое движение было похоже на прогулку. Немного портила настроение только погода: дождик с крупой то утихал, то снова принимался осыпать нас холодной влагой. Скоро промокли брезентовые плащи. Только клеенчатая куртка дяди Степы блестела в сумраке, создаваемом елями и пихтами на высокой шестидесятиметровой гряде. Мы стали зябнуть в этой бесконечной сырости и поневоле прибавили шагу.
В результате быстро догнали передовых с их топорами. Им-то холодно не было. Произошла смена рубщиков-пильщиков. Теперь ими стали люди Скубицкого. А остальные разожгли костер и передохнули возле него. Как кто-то из нас сказал — «перекур без дремоты, но с удобствами». «Удобствами» были два бревна по сторонам костра да угольки для разжигания цигарок.
Но вскоре мы услышали сигнал к выступлению (звон топоров один об другой) и двинулись в дальнейший путь. От места остановки дорога пошла почти без завалов. Поэтому передовым работы было немного. Вскоре мы заметили, что рельеф, до того очень резкий — пологая плоскость слева, на востоке, и почти вертикальный обрыв справа, вдруг начал сглаживаться и мягчать, округляться.
Дорога зашла в выемку, скорее, просто попутный ложок, и оказалась засыпанной пестрыми листьями. Еще через сотню метров сквозь оголившиеся кусты тальника, сменившего хвойный лес, стала просвечивать большая поляна, а затем мы увидели и серые избы на пригорке над довольно большим распадком-логом. Скубицкий не утерпел:
— А не это Танькин лог?
— Подожди, спросим у туземцев.
Юдинка встретила нас петушиным криком и мычанием коров, разбредшихся по логу, поросшему довольно свежей зеленой травой. Удивительно, но обычного при входе в деревню собачьего лая не было слышно. Похоже, охотники уже ушли на свои зимовья и забрали с собой собак.
Мы подошли к старику, надзиравшему за стадом. Я сказал:
— Здравствуйте, отче. А где тут живет Иванов? И чего собак не слышно? Ушли уж охотники в тайгу?
— А вон изба с красной трубой над самой вершиной лога. Он нынче печку перекладывал, Ванька-то. А сейчас его дома нет. Праведно говоришь, и он, и другие мужики в тайгу подались готовиться охотничать. Зима-то нонче где-то застряла. А зачем Ванька вам нужен?