Но бабка Пенка заговорила ровным голосом, и в нем уже не слышалось боли. Тем же ровным голосом она рассказывала даже о самом трагическом. В чем дело? Потом я это понял. В этот дом бесконечной вереницей приходят люди — молодежь, пионеры, отдыхающие из домов отдыха. И бабка Пенка всем рассказывает о том, что было.
Какими силами должна обладать мать, чтобы пережить то, что пережила бабка Пенка, да к тому же в течение более четверти века рассказывать об этом людям!
Она почувствовала, что со мной происходит, и вздохнула:
— Трудно жить в доме, который вовсе и не дом, а музей…
А потом разговор наладился сам собой — ведь я был для нее своим человеком.
«В доме моего отца в Обидиме одно время скрывался Гоце Делчев[29], — рассказывала бабка Пенка. — Когда он посылал меня за водой, то все повторял: «Расти, доченька, расти, а когда вырастешь, пусть родятся у тебя одни богатыри…»
Однажды Гоце пришел с несколькими четниками[30]. Один из них, взявшись чистить винтовку, нечаянно выстрелил. Турки поняли, что у нас находятся четники, и окружили дом. Началась перестрелка. Пулей перебило лапу собаке, и она жалобно завыла. Бой продолжался час или два. Вдруг в сотне шагов от нас загорелся сеновал, там раздалось несколько винтовочных выстрелов. Турки подумали, что их обошли с тыла, и побежали. Тогда Гоце крикнул своим четникам, чтобы они отходили к лесу. Двое или трое из них выскочили во двор и затаились у ограды, чтобы прикрыть отступление со стороны улицы. Гоце через хлев вывел маму и нас, троих детей, и мы поспешили укрыться в горах…
После этого турки схватили моего отца и увезли в Серре. Его приговорили к смертной казни, но привезли обратно, чтобы отрубить ему голову в селе на страх другим. Связанного, его вывели к плахе. Вокруг — народ. Мама привела и нас всех: меня и братьев. Палач поднял ятаган. Тогда мы бросились в ноги туркам, прося милосердия. Толпа не смогла остаться безучастной. Женщины закричали, поднялся неимоверный шум и суматоха.
Уездный управитель схватился за голову, повернулся к толпе и жестом велел замолчать. А люди еще сильнее стали кричать: «Милосердия!.. Милосердия!» Тогда он отменил казнь. Сел в свой фаэтон и уехал. Смертный приговор отцу заменили длительным заключением…
С Георгием мы обвенчались в первую мировую. После свадьбы он уехал на фронт. Он и раньше не отличался покорностью, весь род у них был такой: его отца, македонского четника, турки убили где-то в Разложской околии. Ну а с фронта Георгий вернулся совсем отчаянным — там он с коммунистами подружился. Во время стачки в 1921 году он вынес на площадь красный флаг. Потом в 1923 году он вместе с другими такими же, как он, решил принять участие в вооруженном восстании. Собирались вроде бы власть захватить, да случилось что-то, вот они и вернулись в село, так и не понюхав пороху. Георгий очень злился на неудачу. А я себе говорила: «Пусть покипит, авось перекипит». Да где там…
Настало время михайловистов[31]. Они хотели сделать из нашего края свою вотчину, но население им не покорилось. Они требовали, чтобы Георгий отрекся от коммунистов, несколько раз подкарауливали его, грозили пристрелить, но он держался стойко.
Лет восемь прошло с тех пор, как мы поженились. Как-то молодежь из нашего села собралась на посиделки. Была прекрасная ночь: над горой сиял месяц — с него словно стекало серебро и золото. Вдруг залаяли собаки. Послышались мужские голоса. На улице кто-то выстрелил из винтовки, и во дворе появился один из михайловистов.
— Гостей принимаете? — крикнул он и уселся против меня.
Кончились шутки, умолкли песни — появление этого мрачного человека не сулило ничего хорошего.
Он начал бросать в девушек кукурузные зерна, высмеивать их женихов, и ему явно доставляло удовольствие издеваться над ними — ведь он мог сказать все, а ему никто ничего не мог сделать. Он бросил и в меня пригоршню кукурузных зерен.
— Но-но, поосторожнее! — оборвала я. — У моего мужа любимое занятие сворачивать шею таким удальцам, как ты.
Михайловист взвился, распахнул полы своего пиджака, чтобы все увидели его широкий кожаный пояс, на котором сверкало сталью оружие.
Один из молодых парней потихоньку ускользнул — и к Георгию. Уж что он там ему говорил — не знаю, но Георгий сразу же примчался.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он того человека. — Тебя что, приглашали? А ну топай отсюда, да побыстрей, а то и сам господь бог тебе не поможет…
29
Один из организаторов народно-освободительного движения в Македонии против турецкого ига.
31
Реакционные банды, в конце 20-х годов терроризировавшие прогрессивные и демократические слои населения в Юго-Западной Болгарии; выдавали себя за борцов за освобождение Македонии, пользовались поддержкой царского правительства.