– Я пойду? – спросила она, а я почти в унисон с ней:
– Можно поцеловать тебя на прощание, как другу?
Она не ответила, придвинулась ближе, подставляя щеку. Я коснулся ее – едва-едва и, резко развернувшись, не оглядываясь, поспешил в сторону дороги. Когда я не выдержал и все же оглянулся, Жени уже и след простыл…
Я перечитал вчера свои записи. Хотел стереть все, но рука не поднялась. Все равно, они – только для меня, маленькая уступка своей слабости. Из таких уступок и выкладывается дорога в никуда, лучше и шире, чем из благих намерений – в ад.
А сегодня, утром, прихватило сердце, и я корчился в ванной, хрипел, не в силах разогнуться и найти таблетки. Как же страшно мне стало! Один, в этой глуши, где никому до меня нет никакого дела! Что за глупая фантазия пришла мне в голову?! С чего я решил, что выдержу одиночество?! Одиночество, отягощенное сожалением и тоскою. Как мне захотелось позвонить Анне – именно ей. Вымолить у неё прощение, потребовать, чтобы она приехала сюда. Как захотелось увидеть её и лежа на диване под пледом, слушать её упреки... Можно было бы закрыть глаза и больше не бояться. И тут же – следом накатило, еще сильнее, мощнее и безжалостнее – до новой сердечной боли – Женя. Жееееееняяяя! Я орал ее имя, а на самом деле еле-еле шептал пересохшими губами.
Отпустило. Повезло, или нет – как посмотреть.
Я добрался до кухни, проглотил таблетки и полдня провалялся на диване, уставившись в одну точку – на голые ветки деревьев за окном.
Все ерунда – думал я. Все ерунда – все переживания, метания, тоска. Все мои поступки за последний год – свод ошибок и заблуждений. Я хватал за хвост ускользающую молодость, я пытался что-то доказать себе, я просто запутался и вместо того, чтобы остановиться и разобраться – прежде всего с собой, я спешил исправлять старые ошибки, совершая новые.
Я задремал и к вечеру снова почувствовал себя вполне здоровым, но привкус испытанного мной ужаса остался – едва уловимый, как запах гари от листьев, что я жег в саду.
Я хотел пройтись, но ветер сегодня был особенно злобен. Он гнал меня обратно, в удушливую уютность дома, и я смирился. Читать не хотелось, телевизор показывал рябую картинку и шипел взбешенной кошкой. Мне ничего не оставалось, кроме одного – сесть за письменный стол, открыть ноутбук и снова начать записывать.
4
Я не буду врать себе – тогда, уехав из Москвы, я переживал. Так не дает покоя поступок правильный – как ни взгляни, но против которого выступает сердце. Я прокручивал в голове все случившееся, снова и снова убеждая себя – все, что я сделал – все правильно. Возможно, затея с кино и была не очень умной, но… но по крайней мере, после я расставил точки над «и»! Значит – пройдет день, два, неделя, и все войдет в свою колею.
Так и произошло. День катился за днем, бывало, по нескольку дней я не вспоминал о Жене, бывало – воспоминания о ней и о том вечере вызывали во мне раздражение – чего это вдруг я придумал себе это… приключение? Я жил, как жил раньше, время шло, и постепенно все становилось на свои места. По крайне мере – мне так казалось.
Прошло несколько недель, и в гости приехал Вадим.
Еще накануне Аня предупредила меня, что сын прибудет не один – с подругой, с которой, по уверениям Иришки «все о-о-очень серьезно».
– Намечается банкет? – поинтересовался я, видя, как суетится Аня, приводя и без того убранную до музейной чистоты квартиру к идеалу.
– Не банкет, так дружеский обед. Мальчик приводит домой…
– ... очередную девочку. Не в первый и не в последний раз.
– А вдруг? Он уже взрослый, самостоятельный, вот – даже ты его хвалишь, что можно приравнять к восьмому чуду света, так что… вполне возможно, что последний. Надо произвести должное впечатление.
– Ирина?
– Вместе с Ромой будет тоже, конечно. Они хоть с братом и общаются активно – сам знаешь, все эти мессенджеры… но все же.
– Понятно.
– Ты не рассиживайся, давай, надо в магазин.
Мы ходили по супермаркету, набивая тележку едой, словно к нам на побывку едет полк голодных солдат. Навстречу попалась пара – он, в возрасте, может чуть моложе меня и рядом с ним – почти девочка, тонкая, до болезненности худая. Висела на руке своего спутника и то и дело с собачьей преданностью заглядывала ему в глаза.