Я стоял оглушенный, удивленный. Вот значит как? Вот значит, что думает обо мне моя любимая жена? Я рассердился до дрожи в руках, но сдержался и, хлопнув дверью, проорал на всю квартиру: «Аня, это я!». Я не вспомнил тогда о Жене. Да, разговоры с ней мне доставляли радость, но что с того? При чем тут романтические увлечения, а тем более, приключения?
Услышав, что я пришел, Анна сразу поменяла тему, и теперь ее голос звучал фальшиво высоко, она то и дело заливалась ненатуральным смехом и говорила всякую ерунду.
Пока я мыл руки, раздражение спало. И выяснять отношения с глупой женой расхотелось. Что я ей мог сказать?
Да, у меня бывали кратковременные интрижки – так кто без греха? Я был осторожен и осмотрителен и всегда старался сделать так, чтобы Аня ничего не знала. Мы прожили вместе длинную и не всегда безоблачную жизнь и мы… мы привыкли друг к другу. Многие считают привычку злом, но в ней есть кое-что хорошее. Уверенность, защита, тыл – вот что такое привычка. Ты приходишь домой, ты знаешь, тебя ждут… У нас было так. Я всегда возвращался, она – всегда ждала, что было за скобками – зачем знать, к чему? Ах, как я был тогда уверен в себе и в том, что жизнь предсказуема, что она похожа на прямую дорогу, видимую от и до. Заблуждался…
Мы с Анной поужинали. За чаем она завела разговор о сыне. Она говорила немного нервно – не знала, что я слышал из ее разговора, я делал вид, что не слышал ничего.
– Вадик редко звонит,– пожаловалась Аня.
– Много работает, устает. Москва – не Ленинград, там все несколько быстрее, не успеешь, сметут конкуренты.
– Зря вы с ним это затеяли…
– Возможно, что зря…
– Интересно, как у него с личной жизнью? Его последняя пассия до сих пор изводит Ирку звонками.
– А Ирина-то причем?
– Они были подругами, теперь уже, конечно, не будут. Ирка злится… У нее столько забот, а еще эта.
– Ирка знает своего брата не первый день, с чего она решила начать знакомить его со своими подругами?
– А ты своих детей совсем не знаешь! Ира и не собиралась, просто оказались в одной компании. Вадик он же у нас такой, такой обаятельный, ну вот эта подруга и вцепилась…
– Разберутся, дети-то наши – не дети уже. Ирина звонила, у нее все нормально?
– Все нормально, тоже работает невозможно много, на выходных они с Ромой заедут…
– Замечательно, – я пил чай, закрыв глаза. Есть что-то в таких домашних разговорах. Сейчас, когда я все время один, я чувствую это особенно сильно. Ностальгия по болтовне. Смешно, словно нет более серьезных причин для тоски.
– Ты когда в Москву?
– В Москву?
У каждого человека свои ассоциации: кто-то, вспоминая Москву, представляет Кремль, кто-то Арбат или свой двор, кто-то своих родных и близких. А я почему-то в первую очередь вспомнил о Жене.
Вот тогда-то, попивая чай на кухне, я допустил и тут же прогнал мысль о том, что Женя и я… Я даже не стал думать дальше, настолько смехотворно было даже предположение о возможности наших отношений. Я не стал обдумывать причин, почему – «нет», слишком много их было. Я списал все на подслушанный разговор Анны, на то, что это она, моя жена, невольно спровоцировала такие думы. «Все – ерунда!», – убедил я себя без труда.
И, тем не менее, когда выдалась возможность, я превратил возможность в необходимость и уехал в Москву не на день и не на два – почти на десять дней…
В этот раз сын не встречал меня, позвонил, сослался на занятость. Мне было это на руку, я позвонил Жене и договорился встретиться с ней в «Зеленом шуме», почти в девять вечера.
Она немного опоздала. Пока я ждал ее, решил, что надо в следующий раз (с чего я решил, что он непременно будет?) договориться о встрече в другом месте, чтобы можно было видеть зал насквозь, чтобы не надо было вздрагивать от голосов и гадать, когда же она появится. Глупость! Точно так же я бы вздрагивал при каждом хлопке двери. Ожидание – оно всегда ожидание, и декорации мало что меняют. Когда Женя появилась, первое что бросилось в глаза – она изменилась. Скорее даже не она, а ее образ, который всегда представал передо мной во время наших переговоров. Придуманный образ отличался от настоящей, живой, бледногубой и розовощекой Жени. В полутьме ресторана она напоминала фею – тонкие руки, русые распущенные волосы, грустные большие глаза, да еще и платье, взамен серого костюма, в честь наступившей весны.