Женя отдернула руку.
– Господи… как ей, им удается тебя удерживать? – она шагнула в сторону, я поймал ее за запястье. – Как же я устала…
Я же хотел ей сказать другое, я хотел ей предложить уехать со мной… Я хотел сказать ей, что готов быть с ней столько, сколько захочет она, что я всегда буду помнить, как удерживала меня Анна, и никогда не поступлю так же… Так что же я молчал? Трусость – вот что зашило мне рот: стоило только представить – дряхлый старик и роскошная, красивая, молодая женщина, терпящая своего не то мужа, не то любовника из жалости, как тошнота подкатила к горлу. Уж лучше сейчас кончить все...
– Что ты молчишь? Не хватает смелости сказать мне в лицо: «уходи»? Зачем ты меня позвал? Сказал бы по телефону! Или исчез бы, и все! Что ты молчишь? – она говорила тихо, устало, глядя мимо меня.
– Женя, милая, я… я не могу больше портить тебе жизнь. Ты молодая, красивая, ты должна… строить свою жизнь…
– Ерунда! Ты любишь меня? – оборвала она меня, – ну, отвечай!
– Н-нет.
– Разлюбил? Или не любил? А что было неделю назад или сколько там? Что это было? Только страсть? Что? Желание обладать? Что? Что? Что? Твои слова – все ложь? Да? Ты лгал тогда, или врешь сейчас?
– Страсть… да, пожалуй, страсть. Ты пойми… – я думал одно, а говорил другое, – невозможно отказаться от тебя, от такой женщины. Мне льстило, что ты рядом, но я устал просто…
– Я тоже устала за тобой бегать, тебя возвращать, тебе навязываться. Устала… Если ты решил уйти – уходи, я не буду тебя держать, – Женю колотило от едва сдерживаемого гнева, от невозможности что-то изменить, а может, оттого, что она чувствовала, что я вру, иначе чем объяснить ее вопрос: – Ты любишь меня?
– Нет, – на длинные фразы эи развернутые ответы я уже был не способен.
– Мне звонил Вадим, поздравил с наступающими. Сказал, что всегда будет рад меня слышать и видеть, – ударила она в самое уязвимое место и стала жадно всматриваться в мое лицо. Я через силу улыбнулся. – Он мне сказал, что всегда готов помочь, если что… Твое решение как-то с сыном связано? Что ты вдруг решил со мной порвать? Все в благородство играешь?
– Нет.
«Еще не все потеряно, еще не все потеряно», – повторял я про себя. Достаточно было одного жеста – притянуть Женечку за руку в свои объятия, сказать нескольких повинных слов, но страх парализовал меня: как сложится наша жизнь? Как мы сможем жить вместе день за днем, бок о бок, и я уже буду не удачливый бизнесмен, а пенсионер со скромным доходом… Что я хотел предложить ей? Поменять Москву на захолустье в Литве? Я был не в своем уме! Она не выдержит, сбежит. Я не выдержу, мы не сможем…
– Так значит, ты меня не любишь, – она тяжело дышала, опустила голову и не смотрела на меня.
– Нет.
– Трижды отрекся, – сказала, вскидывая голову. – Трижды. Я спрашивала – запомни это! Помни, если Вадик меня простит и приведет в твой дом! Помни! Помни, если решишь еще хоть раз позвонить мне! – она ринулась мимо меня, задела плечом, ахнула, закусила губу и, не оборачиваясь, побежала прочь.
Я стоял изваянием.
Вот этого я не могу себе простить – что не догнал ее тогда. Вот за что я несу наказание долгие месяцы и буду нести бесконечные годы. Я думал, что уехав, заплачу сполна за разбитые мечты сына, за убитое доверие Ирины, за горе Анны. Нет. Я давно простил себя за это, а вот за то, что тогда не удержал Женю, за то, что позволил ей уйти – простить не могу, как ни стараюсь. Это мой самый тяжкий грех – что бы ни думали другие. Прочие грехи я себе отпускаю, но не этот. Я испугался, что привыкну, привяжусь, а когда она захочет уйти, мое сердце не выдержит. Я испугался, что она разлюбит меня, а я ее не смогу. Я испугался, что боль от расставания потом будет сильнее, чем сейчас. Я отрекся, я предал. Не только ее, я предал себя.
И еще. Я ждал, что она вернется, как возвращалась не раз. И я жду ее до сих пор, жду, жду, жду, жду. До сих пор жду ее звонка. Я все время таскаю с собой телефон и надеюсь, что однажды услышу Женин голос. С каждым днем надежды все меньше. То, от чего я хотел уберечь себя – от боли, теперь со мной навеки.
Но тогда, в теплый, будто весенний день, накануне нового года, я думал, что поступил верно, что все сложилось само, а значит – так правильнее. Как же любим мы все свои решения сваливать на судьбу, приговаривая «так получилось».
Так получилось.
Я мог позвонить Жене, я мог вернуться, я мог… Но я ничего не сделал. Мне было грустно, но легко. Словно я сбросил ношу, груз. Вот и все, все – теперь не надо ничего решать, метаться, страдать, думать и планировать. Все. Будто сдавал экзамен и хотя оценок еще не знаешь, но уже пришло облегчение от того, что все позади, все кончилось.