На следующее утро – тридцать первого декабря, я обследовал дом и убедился, что все в полном порядке – вот удивительно: мы бывали тут от силы раз в год, но все функционировало прекрасно. Весь день до полуночи я ждал хоть одного звонка от родных, но беспокоили меня чужие, разной степени близости, и только раздражали своими звонками. Я надеялся, что позвонит Ирина, но напрасно. Вероятно, рассказ Вадима произвел на нее впечатление, и она впервые не нашла для меня оправдания. Я думал, что не выдержит Анна, но и она не побеспокоила меня. Наверное, дети смогли убедить ее, что меня надо вычеркнуть из памяти.
Я ждал, что позвонит Женя, но зря. Я вспомнил, как она говорила, что тридцать первого ложится спать рано и Новый год не встречает, и тоже лег спать задолго до того, как стали бить часы.
Утром первого я позвонил сам.
– Привет, поздравляю с праздником, желаю…
– Ты зачем звонишь? – в ее голосе не было злости, только усталость.
– Я ушел из семьи… Я уехал из Питера…
– В Москву?
– Нет, в Литву.
– И? Ты ждешь, что я стану тебя поздравлять с этим? Или побегу покупать билет, прямо сейчас?
– Нет, я просто хочу, чтобы ты знала.
– Прости меня, – сказала она после паузы. – Мы оба проиграли. Я больше не могу надеяться, я не могу тебе верить больше. Это слишком для меня – не такая уж я сильная. Ты же все равно вернешься к своей жене – раньше или позже, а я этого уже не переживу. Я боюсь. Они значат для тебя больше, ты… Ты возвращайся домой, к родным, ладно?
– Прости меня, – промямлил я и выключил телефон.
Я больше не звонил ей, набирал номер сотню раз, но сбрасывал вызов.
И сейчас я могу ответить себе – почему.
Я не любил ее, не любил так, как любила она. Ошибался Димка: то горение, которое он приписывал мне, было только отблеском пламенеющей Женькиной любви, и как только Женя отступилась, все кончилось. Я не смог поверить в свое счастье, я гнал его, опасаясь возможных невзгод, так кого винить теперь в своей бесконечной тоске?
Я не любил Женю тогда, но из тлеющих углей привязанности за эти безрадостные месяцы появилась любовь. Это не все сжигающее пламя, а скорее ручной, теплый огонь, согревающий мне сердце. И я снова отрекаюсь от Жени, я отрекаюсь от своей любви, но уже не из-за страха новых витков собственных страданий, а из-за боязни нарушить покой любимой женщины. Пусть так… она была в моей жизни, она есть – где-то там, далеко, ходит в кино на странные фильмы, грызет зеленые яблоки, влюбляется, танцует, живет. Она была, она и сейчас со мной, пока я хочу помнить ее, а я хочу, теперь хочу.
Сейчас за окном почти лето. Я писал свою повесть три месяца – начал холодным мартовским утром, а заканчиваю теплым майским вечером и хочу верить, что это символично.
Я не буду тревожить тех, кого оставил, надеюсь, что они живут счастливо без меня, но все же… я так же заряжаю мобильный и слежу, чтобы на счету всегда были деньги.
Я жду.
Я все равно жду одного единственного звонка.
Конец