Я ждал субботы, не буду лукавить. Конечно, я не вздыхал томно и не считал часы и минуты, но нет-нет, а вдруг вспоминалось – еще чуть-чуть и… Я не рисовал картины нашей встречи, но, видя прогуливающиеся парочки, многозначительно улыбался, чувствуя сопричастность к ним.
Мои чувства стали острее, словно пелена падала с глаз.
Я долгие годы жил в привычном режиме: работа, дом, семья, хлопоты. Все вытерлось, и эмоции тоже, стали серыми, выхолощенными, словно я вошел в режим экономии энергии. Я спал наяву, реагировал по привычке. И вот, вдруг, пригласив молоденькую сотрудницу своего сына в кино, я ожил. С чего бы? Я не питал надежд, никаких разумных предпосылок к возникновению отношений между нами не было, я не верил, что возможно рождение чувств, но я менялся, и тот, кем я становился, уже не мог существовать по-прежнему.
Это сейчас я понимаю всё, это сейчас я вижу, как неотвратимо я шел к своим ошибкам, потерям и боли, а тогда я просто радовался тому новому, что появилось во мне.
Я хотел записать, как мы гуляли по Арбату, но вспомнил – и это важно, что буквально накануне той встречи я долго говорил с сыном. Тогда мне это разговор показался малозначимым, но сейчас… Да, если бы мы знали, что важно на самом деле, а что нет.
Конечно же, я ни с кем не собирался делиться своими планами на выходные, и уж тем более не собирался ставить в известность сына. Пусть он и считал всегда, что мужчины существа полигамные и с радостью, с каким-то нездоровым энтузиазмом доказывать начал это лет с восемнадцати (а может и раньше, кто знает), но отца и мать он всегда представлял в виде чего-то целого, и разочаровать сына я не хотел.
Мы сидели у него дома, а он все посматривал на часы:
– Ты торопишься? – я, честно говоря, тогда устал, мне не хотелось ехать в гостиницу, но остаться у себя Вадик мне не предлагал.
– Да, папа… Мы тут… договорились с ребятами…
– Ребята! Скоро у половины «ребят» лысина будет, а все «ребята», – я посмотрел на Вадима через стекло стакана. Сын поправил шевелюру, бросил быстрый взгляд в зеркало, которое занимало одну из стен его модной квартиры. – Ты мне скажи, кто тебе порекомендовал эту квартиру? Это же… просто бордель. Как ты тут живешь? Стен нет, зеркала, дикие цвета, такое ощущение, что...
– Пап, ты ничего не понимаешь! Сейчас так модно.
– О, да! Модно, а я, старик, ничего не понимаю.
– Давай завтра продолжим о стилистике интерьеров? Я опаздываю. Хочешь, я тебя отвезу в гостиницу, мне все равно по пути?
– Спасибо, сын, – я поднялся и пошел к двери.
– Ну, па, ну не обижайся, ты тоже был молодой…
– Я и сейчас не старый, – проворчал я, переобуваясь.
– Это точняк! – Вадим хлопнул меня по спине. Мы стояли рядом, смотрели в очередное зеркало.
Вадим удивительным образом похож и на меня и на Анну, но с возрастом все больше проступает моего. Мы оба высокие и, как бы это сказать, жилистые, еще чуть-чуть и были бы тощие. Светлые волосы, зеленые глаза. У меня нос крупнее, у Вадима – красивее, благороднее. У меня глаза меньше, у него – больше и более выразительные, что ли. Но прищур глаз и привычка ухмыляться, скашивая рот, у нас одна на двоих, равно как и морщинка, залегшая между бровей – почти одинаковая. Моя, правда, поглубже.
Я никогда не считал себя красавцем – просто не задумывался об этом. Мне было достаточно того, что женщины, именно те, которых хотел я, оказывались рядом, так или иначе. Что их подталкивало ко мне? Я не озадачивался подобными вопросами. Только раз мне пришлось приложить серьезные старания, чтобы заполучить и удержать рядом женщину. Анну. Она была чертовски хороша, она была так восхитительна, что оказываясь рядом с ней я терялся, я не мог дышать, глядя на нее, а она видела, понимала все и крутила мной, как хотела. Когда она сдалась я тут же, не откладывая, поволок ее в загс, боясь, что она выскользнет из моих рук, растает снегурочкой, превратится в облако. Наверное, год, а может чуть больше, до рождения Вадима, я просыпался и смотрел, как она спит, и не мог поверить, что эта женщина – моя. А потом привык. Да и она, располневшая во время беременности, уставшая, с синяками под глазами, вся в заботах о ребенке, уже мало напоминал ту самую Аню. И все же я ее любил. И, как бы странно это ни звучало теперь, люблю до сих пор, хотя сам порвал все нити, связывающие нас.