— А? Что?.. — и еще отсутствующим взглядом посмотрела на мужа.
Он торжественно и одновременно виновато улыбнулся и вздохнул:
— Вот, все… закончил…
И поймал себя на мысли, что эта сцена ему ужасно знакома. Она не раз возникала с несущественными вариациями на страницах его романов.
О чем бы ни писал писатель, даже фантаст, он пишет о себе и только о себе.
Осознав торжественность момента, любимая женщина фантаста Петрова поднялась из-за стола и приняла в свои руки творение, автоматически прикидывая его изрядный вес и внушительный объем. Глаза растерянно метнулись к распечаткам и листикам, разбросанным по столу, потом вернулись к свежеиспеченному роману мужа, словно вопя: «И это все на меня, на одну?!..». Но руки, уже освободившись от рукописи, обвились вокруг шеи фантаста Петрова, а губы тянулись к его губам, шепча:
— Поздравляю… Теперь моя очередь… Только не торопи…
— А я и не тороплю, — отвечал фантаст Петров, благодарно откликаясь на объятия. — И, вообще, если нет времени, сил, желания…
— Желание-то у меня есть… — хихикнула жена Петрова, привычно цитируя знаменитую фразу Мастрояни, из которой следовало, что с возможностями на данный момент затык… — Стало быть, найдется и остальное. Честь фирмы надо блюсти. А разве можно тебя без редактуры выпускать!..
— И-ех! — вздохнул он, соглашаясь с тем, что ни в коем разе нельзя, ибо «фантаст Петров», был коллективным автором — литературным «дюпрасом» (см. «Колыбель для кошки» К. Воннегута).
— Ну, а теперь, радость моя, — ласково улыбнулась умнейшая «половинка» фантаста Петрова, — если уж ты освободился, не подотрешь ли полик… Весьма способствует поддержанию спортивной формы литературных гениев…
— Всегда обожал половую жизнь, — признался фантаст Петров, отправляясь за половой тряпкой.
— Вечером — праздничный ужин по поводу окончания, — решила поддержать его тонус жена, — как покончишь с половой жизнью, можешь сбегать за бутылочкой пива.
Это вдохновляло. Хотя ничего торжественней бутылки местного пива к праздничному столу два научных работника не могли себе позволить. В общем, не очень-то и хотелось, но удручал сам факт и воспоминания о том, что в прежние времена количество и ассортимент определялись желаниями, а не возможностями…
Петров-младший тем временем напрыгался и, надев многократно залатанные джинсы и не раз чиненные лично фантастом Петровым туфли, отправился гулять во двор.
Жена Петрова, отложив его рукопись в сторону, опять углубилась в составление программ: «левак» поджимал со сроками.
Фантаст Петров занимался уборкой квартиры, попутно решая философские проблемы из области общественного идеала, не забывая при этом, что надо еще «добить» статью по материалам «бюджетного» отчета из области электрофизики, написать отчет по этапу работы из области электрохимии, покумекать над конструкцией установки по подготовке питьевой воды — работа для малого предприятия, а также набросать алгоритм оценки качества электроснабжения промпредприятий — для «основной» ставки жены. Были и другие «левые» и «правые» «хвосты», однако в периоды активной половой жизни, каковую фантаст Петров вел в данный момент, натирая линолеум мокрой тряпкой, проблемы социальной этики представлялись ему более актуальными.
Как наглядно показала новейшая история — именно от содержания господствующего общественного идеала самым непосредственным образом зависит благосостояние научного работника. Впрочем, и любого другого. И всякие изменения в истории и, что более важно, в повседневной жизни начинаются с изменения понимания общественного идеала. А кому как не фантасту Петрову заниматься этой неоплачиваемой работой?! Не политикам же оставлять, у которых на зубах хрустит и за ушами трещит — им внятен лишь один идеал: тот, что охраняет их кормушку.
Вряд ли правильно будет судить их за это, самому не пройдя испытания властью: все-таки инстинкты пока еще играют определяющую роль в поведении человека. Глупо обижаться на объективную реальность. Разумно — с пониманием управлять ею…
«Чья бы корова мычала!.. — попенял себе фантаст Петров, отжимая тряпку. — Управляющий нашелся!.. Тля несчастная!.. Впрочем, и Платон был какое-то время рабом… Эзопу и Эпиктету рабство их тоже не воспрепятствовало войти в число бессмертных мира сего… Однако это уже самоцитата, — констатировал он. Об этом было писано в его никому не нужной философской книге. — Похоже, что именно те рабы в социальном плане оказываются господами в духовном, которые приобщены к сотворению общественного идеала… Приходится выбирать между жизнью и бессмертием. А выбрав, не ропщи!.. С другой стороны: „ропщу — следовательно существую…“»