Если начнут копаться, то могут влезть в личную жизнь посторонних людей и ненароком ранить. Пребывать в больнице – на это не от хорошей жизни соглашаются. Мстителей надо остановить.
***
Прошла неделя, когда Альбина позвонила и предложила прийти. В гостях у писателей Ирина раньше не была, поэтому шла с интересом. Обычный район, старая девятиэтажка с лифтом. В дверях встретила хозяйка квартиры. Тапочки прятались в тумбе для обуви, поэтому сказать, жила ли здесь ещё одна домашняя пара тапок, было затруднительно. Хотя для гостьи тапки нашлись. Альбина была в трикотажном платье, по которому словно осень расплескала свои краски: зелёные, рыжие, красные. Зелёные глаза выражали гостеприимство. Ирина ожидала увидеть хозяйку в сиреневом: прочитала в её книге, та считала, что все фантазии окрашены только в сиреневые цвета. Вот и появился в голове штамп.
В комнате на стенах не висело ни картин, ни фотографий. На светло-бежевом угловом диване с шоколадной кожаной спинкой по-хозяйски восседали смешной белый кролик и бурый медвежонок, рядом стояли длинный журнальный столик и асимметричное кресло. Хозяйка радушно предложила девушке выбрать самой, где разместиться. Ирина села на диван, позволив Альбине сделать выбор: быть ближе к гостье или отстраниться, предпочтя кресло. Хозяйка устроилась в кресле. Они пили чай, говорили о погоде, словно не зная, зачем встретились. Альбина полуутвердительно спросила:
– Вы обещаете, что всё сказанное сейчас останется между нами?
На сохранение разговора в тайне Ирина мгновенно согласилась:
– Обещаю.
– Мне кажется, что вы преувеличиваете злодейства Максима, смотрите через свои обиды. Ты сама призналась, что вреда твоему здоровью он не нанёс.
Ирина отметила, что Альбина обращается к ней то на «вы», то на «ты», видимо, ещё не решив, насколько откровенно будет сейчас говорить с гостьей. Альбина сделала несколько глотков чая, чуть помолчала, затем произнесла:
– Ну, как в больнице, ты видела.
Ирина быстро ответила:
– Я там была всего два дня, комната была закрыта, поэтому я мало что знаю.
Альбина задумалась, слегка покачала головой и продолжила:
– Я тоже была там не слишком долго. Комнаты из коридора не закрывались. В нашей палате стояли три кровати. Но я видела, что в некоторых было гораздо больше народа. Соседки очень приятные, даже милые. С ними разговариваешь и не чувствуешь что в них что-то не так. Совершенно обычные женщины с мелкими странностями. И это нормально. У каждого человека есть какие-то особенности, которые посторонний может назвать странностью. Где эта грань? Иногда трудно разделить, это поведение на границе нормы или уже за ней?
Моя симпатичная соседка по палате с тонкими ухоженными руками с длинными пальцами вызывала доверие. Лина рассказывала о младшем братике, который теперь без неё ходит в школу, и волновалась, как он один переходит дорогу. Как она оказалась в больнице, я совершенно не понимала.
Лина посмотрела на мои тапки, сверху которых крепился пушистый ободок, и сказала, что мне надо попросить родственников принести новые тапки, только без пушка. Она не пояснила, почему. Всё стало ясно на следующее утро – пушок от тапок был оторван, а тапки разорваны. В соседней палате лежала девочка, которая не любила пушки. Не знаю уж, что они ей напоминали? Девочку родители выгнали из дома, и она несколько лет жила в будке с собакой, пока соседи, наконец, заметили это и вместе с полицией вызволили её. В детский дом такого ребёнка не отправить. Вот девочка и познавала мир людей в такой странной компании. Хочется надеяться, что Максим смог ей помочь.
В соседней палате была женщина Зоя, у которой умер грудной ребёнок. Она носила на руках куклу, пеленала, разговаривала, при этом вид у неё был совершенно счастливый. Когда я уже выписалась, Максим написал, что вылечил её. Он очень переживал, Зоя перестала быть счастливой. Несчастной стала. Но дома Зою ждали муж и родители. Если просто закрыться от горя, то можно долго чувствовать себя счастливой. А жизнь не ждёт, бежит без оглядки на нас. Чтобы построить счастье, надо пережить своё горе.
Вторая соседка, Алла, была инженером. На заводе, где работала, начались сокращения. Сама понимаешь, всех столкнули в интересах, как пауков в банке. Нервозность, неуверенность в будущем – Алла просто не выдержала. В её глаза я совсем не могла смотреть, чувствовала неловкость, а она именно этого добивалась, трогала меня за руку, если я отводила взгляд в сторону, поэтому я смотрела на её подбородок. Говорить с ней было тяжело: это был бред, который не сразу отличишь от правды, но логика была какая-то поломанная, понятная только ей. А возражать было бесполезно и вредно для обеих. Максим сказал, что полностью это не излечивается.