Каждую минуту я думала о тебе, хотела тебя страстно, жгуче. Я не могла глядеть на тебя без боли в душе, зная, что ты не мой, что не дано мне такого права — права любить тебя.
А я любила…
Каждая встреча с тобой, где бы она ни происходила, в нашем ли доме, на улице или в гостях, куда мы хаживали семьями, приводила мою душу в страшное смятение, волновала мою кровь. Глаза мои смотрели только на тебя, каждое твое вымолвленное слово я ловила, малейшее твое движение запоминала. О, нужно быть великой артисткой, чтобы этого никто не заметил: ни твоя жена Оля, к которой я чувствую уважение и зависть, ибо она — твоя, ни мой Петро, который очень вспыльчив и несдержан, когда говорится об увлечении женщин чужими мужьями — при малейшем подозрении он наделал бы глупостей, — ни посторонние люди, которые — о! — обычно замечают, даже тогда, когда ближние наши не видят ничего. Я думала о последствиях, что могло произойти, если бы я бросилась в омут своей любви; нет, я знаю, чем это кончается! А у тебя и у меня дети, они не должны расплачиваться за грехи своих родителей.
Каждый раз, услышав вечером треск твоего мотоцикла, я выбегаю во двор встречать тебя. Выбегаю, забыв обо всем на свете, словно меня кто-то гонит. Если ты днем бываешь дома, я придумываю разные причины, чтобы зайти на твою половину взглянуть на тебя, услышать твой голос. И какая это невыносимая мука смотреть на тебя, быть рядом и не сметь даже прикоснуться! Как же мне до исступления хочется прижаться к тебе, почувствовать твое тело, твои объятия! Но этого желать — как солнце с неба достать! Когда тебя обнимает жена, целует, совсем не стесняясь меня (ведь родственница же!), я едва не теряю сознание. В душе моей все начинает дрожать, закрываю глаза, чтобы не видеть этого (забила бы ватой и уши, чтобы ничего не слышать!), и вся, как огнем, охваченная завистью и ревностью, замираю. Я, которая никогда не понимала, что такое ревность, ощущаю в эту минуту, как в моей душе поднимается не изведанное до сих пор завистливое черное чувство. Знаю, что не имею права будить в себе низкие, мерзкие чувства к твоей доброй, хорошей жене. Но ведь ты не мой… ее, и в такие минуты я не могу владеть собой. Должна крепко стиснуть зубы, чтобы не закричать от зависти, от простой физической боли, которая возникает где-то глубоко внутри потому, что не я тебя обнимаю и целую.
Где-то я слышала или, быть может, читала фразу: „Все дороги ведут в Вавилон“. Так и мои пути-дороги все ведут к тебе. Где бы я ни была, что бы ни делала, думаю о тебе и каждый удобный случай использую, чтобы забежать на вашу половину, будто бы по „родственным“ делам. Лишь бы хоть краешком глаза увидеть тебя. И тогда в моей душе воцаряется покой… А дома опять мысли и мысли, которые будоражат все мое естество, и жгучие желания снова просыпаются во мне, и снова не нахожу себе ни места, ни покоя.
А годы идут. Пролетело двенадцать лет моей глупой, непозволительной любви к тебе. За эти годы выросли и твои и мои дети, домашние хлопоты и болезни все больше одолевают нас, но мои чувства к тебе, мой любимый, не угасают. Твое прикосновение ко мне, даже случайное, бьет меня, как током. По ночам ты снишься мне, волнуя кровь.
А еще нужно смотреть в глаза твоей жене и изображать из себя целомудренную порядочную родственницу. О, если бы она знала, как я люблю тебя! Люблю много лет!.. И как трудно мне жить!..
Две женщины любят тебя: одна открыто, ибо является твоей законной женой, вторая — тайно, ибо не имеет права, не дано ей судьбой такое право!
Сколько раз твоя Оля откровенно признавалась мне: „Как я люблю его! Сказали бы мне: „Умри — и ему будет хорошо“ — умерла бы не задумываясь“. Мне в эти минуты хотелось кричать: „Я тоже люблю его, не меньше, чем ты!“ — да не имела права… Она ведь не виновата, что и я люблю тебя… Только ее любовь измеряется чем-то большим, какими-то более высокими мерками, нежели моя, потому что я не могу так открыто, во весь голос сказать, что я умру ради тебя… Просто я люблю… страдаю и люблю… и все…
В последнее время я дома часто плачу. Даже мой Петро понимает: со мной что-то происходит. Допрашивает, как средневековый инквизитор, что со мной, почему я так изменилась, отчего часто плачу. Да разве я могу открыть ему свою „причину“…
Нередко думаю: ну какая разница между тобой и моим мужем? Кровь и плоть одна, и похожи вы друг на друга как близнецы, а такие разные… такие разные. И почему к своему мужу я так охладела, потеряла всякий интерес, так в нем разочаровалась, а к тебе тянет каждый час, каждую минуту? Достаточно только подумать о тебе — меня бросает в жар и я вся дрожу!
Сравнивая вас, я не нахожу у тебя ни единой отрицательной черты. Или, может быть, я ослеплена?