— Я и сам не понимаю, что со мной. Правда, Чарли. Ведь вот у каждого своя мера, разве нет? А меня будто что-то толкает: пей, пей, пей. Будто сила злая заставляет человека пить до тех пор, пока он уже на ногах не держится. Говорю тебе — будто сила злая!
Шквал налетел на крышу, прогрохотал и пронесся дальше, оставив за собой на какое-то мгновенье непривычную тишину ровно моросившего дождя, но тут же обрушился новым потоком. В комнате, где лежал больной, стали громче и протяжнее жалобные стоны.
— Я слышал, непьющие люди говорят, будто выпивка — большой грех, сказал Чарли.
— Ну, я так не думаю, — сказал дядюшка Бен, и они выпили. — Грех, Чарли, — это то, что заставляет человека упиваться до смерти, что заставляет бедного старого человека до могилы трястись от холода в лачуге с дырявой крышей, без ложки горячего супа и без лекарств.
— Ты думаешь, отец умрет? — в тревоге спросил Чарли.
— Я этого не говорю, — угрюмо ответил дядюшка Бен. Выпивка всегда нагоняла на него безысходную тоску. — Я не говорю этого. Но что заставляет человека страдать? Вот так трястись и дрожать до смерти?
Чарли отпил немного и сказал:
— Ну ты же принадлежишь к этой масонской ложе. Там, поди, вас учат, что к чему.
— А-а, давным-давно бросил эту ложу, — сказал дядюшка Бен. Он чувствовал, как на него наваливается тоска. Он прихлебывал из банки, в перерывах затягивался сигаретой из пачки Чарли, и его опухшее от пьянства лицо светилось в клубах дыма, как безжизненный лик солнца в зимнем небе. Ничему она не учит человека, эта ложа, — вот все, чему я там научился. Библию я вот почитываю.
Чарли сказал:
— Ма читает Библию каждый вечер. Непохоже, чтобы старику от этого полегчало.
— Мы должны верить в бога, Чарли, — сказал дядя Бен. — Твоя матушка читает Библию потому, что ей пришлось трудно. С семьей у нее беда, хлопот полон рот. Ты вот, и отец еще болен, и этот малец Ронни от рук отбивается, и Каролина собирается рожать, и нищета заела…
— И ты еще… — подхватил Чарли и, посмеиваясь, выпил глоток. — Ты тоже свое приложил.
Ветер успокоился, и дождь теперь опять ровно барабанил по кровле. Муха, захваченная зимой врасплох, сонно проползла по рассохшейся обшивке на стене и запнулась в самом низу, у пыльного плинтуса. Она обшаривала комнату мириадами своих глаз, и в полумраке чуть поблескивали ее радужные крылышки. Поколебавшись, она оторвалась от стены и, прожужжав в крутом вираже, села на ящик между кроватями. Почистила крылышки, перепрыгнула через горку стряхнутого с сигареты пепла и остановилась, умываясь передними ножками. Казалось, она дрожит от холода. Затем она снова снялась с места, описала петлю над кроватью, где сидел дядя Бен, и понеслась на тусклый свет из крохотного оконца. Она ударилась о стекло и стала падать вниз, но выровнялась и, прогудев над ухом Чарли, уселась ему на рукав. Он смахнул ее, и она, покружившись, снова опустилась на ящик. Она осторожно поползла по крышке ящика, наткнулась на каплю пролитого вина, отпрянула, потом погрузила в нее хоботок и принялась пить.
Дядя Бен говорил:
— …так-то вот. Просто не знаю, что это, Чарли. — Он уже был во власти печали, вина в первой бутылке заметно поубавилось, оставалось меньше чем на четверть.
Чарли сказал, подняв бутылку и опоражнивая ее себе в банку, в то время как дядя Бен откупоривал вторую:
— К нам на трубопровод пришел один новенький из города. Знаешь, что он говорил? А уж он знает, он всегда читает газеты и все такое. Он говорил: бедные вовсе не должны быть бедными. — Чарли взял вторую бутылку и долил, чтобы в обеих банках было поровну. — Он говорит, если б бедные собрались все вместе и захватили все, что есть в этом чертовом мире, никакой бы бедности больше не было. Просто смех разбирает, послушаешь, а ведь похоже, так оно и есть… — сказал Чарли.
Он продолжал, воодушевляясь:
— А дальше этот новенький говорит, если б, мол, все имущество на свете распределить поровну между людьми, всем бы хватило жить припеваючи. Он считает, что люди должны объединиться и взять все себе.
Дядя Бен нахмурился и неодобрительно покачал головой.
— Это уж греховно звучит. В Библии сказано: «Не пожелай добра ближнего своего».
— …твою Библию! — сказал Чарли. — Этот парень знает, что говорит, так я полагаю.
— Я наслышался таких разговоров, — сказал дядя Бен. — Это штучки коммунистов. Разговоры против властей.
— Слушай, — сказал Чарли, когда они выпили еще по одной. У него развязался язык. — Слушай, дядя Бен, однажды я зашел за Фридой в дом к тем людям, у которых она работает, чистит там и намывает. Черт, вот у них дом так дом, ей-богу, огромный, что твоя ратуша, не вру. Ну так вот, и там эта старая шлюха с рыжими волосами и толстым задом и ее муженек обжираются за столом длиной в милю, а на столе модные подсвечники и все такое прочее… А такой, как я, и коснуться не смей парадной двери. Тебе положено идти с черного хода! Жрут за шикарными полированными столами жаркого до отвала и всякие такие вещи, — Чарли насупился и глотнул из банки. — В Библии говорится также: «Возлюби ближнего своего». Слышал такое, когда еще сопляком ходил в воскресную школу.