— Пей, ешь! — повторила Мария Елена несколько раз, или я придумал это в своих мечтах, — пей, насыщайся, вдыхай меня, как раньше и как это делали в Мейонна́, ты помнишь Вайанов, Лизину, я это не забыла.
Такое нарочно не придумаешь. И после того как я ее попробовал:
— Мы тоже ее высечем. Мы будем сосать ее вдвоем.
— Но кого, Мария? О ком ты говоришь?
— Да о твоей пассии, развратник. О твоей недотроге из мясной лавки.
Гнусный план созрел в голове корсетницы. Или в ее благоухающей вагине. В янтарном, ванильном лоне. В долине смерти. Корсетница, продавщица трусиков и ночная авантюристка умеет завлекать заманчивыми образами в полумраке, наполненном ароматами; со временем она отточила свое искусство, возможно, эта милая, истекающая от возбуждения испанка, шлюха, торгующая ажурными трусиками и трико с разрезами, и есть истинная наследница Вайанов.
— Твою святую нетрудно будет заманить в бутик, она уже останавливалась перед моей витриной и пускала слюнки. Эта маленькая форель клюнет на крючок.
— Но как заставить ее войти? Заставить что-нибудь купить?
— Не волнуйся. Надо польстить ее кокетству, сказать ей, что мне нужна манекенщица только на один раз, что у нее идеальный размер, поверь, она клюнет. В худшем случае я прокручу это с ее театром, можно придумать дефиле модной интимной одежды или лихую распродажу для первого спектакля. Между нами, эта премьера «Элоизы» как нельзя кстати.
— А если она не клюнет? Если откажется позировать?
— Она придет. Достаточно будет сказать ей, что она мне просто необходима.
Через три дня Мария Елена мне позвонила:
— Форель клюнула! Дочка мясника, святая Биллями, взяла приманку. Она на крючке. И поверь мне, я ее не упущу.
Как эта шлюха-корсетница могла забыть, что от наслаждений в Мейонна́ веяло смертью? Вайан мертв. Его итальянская сутенерша, сводня и поставщица девочек тоже мертва. Покончила с собой и беременная Жанна Жоанно́ назло своему пентюху. Мертв дом, во всяком случае, в смысле того, что там происходило. Мертв Сталин, мертва партия, сгинул и Советский Союз, кануло в Лету счастливое будущее. Как поется в песне, дух, который шел от Мейонна́, был запахом бойни. Зловонием греха. Тухлятиной, плесенью, разложением, жалкими останками, отбросами, что кидают собакам.
Постарайтесь вспомнить об этих мерзостях, моя юная подруга. Потрудитесь представить себе веревку, в которой дергалась, а потом повисла Жанна Жоанно́. Взгляните на волдыри на коже, на исполосованную грудь девушек из Лиона или вспомните себя, исхлестанную кнутом или крапивой. Что? Вам нравилось? Я слышу, как вы смеетесь, продавщица трусиков. Это придает пикантность вещам. Остроту скуке. Аромат блюдам. Ах, позвольте же мне есть то, что мне нравится и что мне подходит.
Я научился не бояться ни смерти с ее пресным запахом увядания, ни баланды под надгробной плитой, ни едкого клейкого дыма, исходящего от мозговых костей и от жаркого, загубленного в кремационных печах. Я научился не бояться, потому что Бог меня любит и я мало грешу. Но с тех пор как я вновь некстати встретил тебя, жалкая лавочница, ты можешь гордиться собой: я боюсь.
XXVI
Миро, нард, редкие и привычные эфирные масла, — я искал в лоне девушек их и другие следы, знаки, доказательства, примеси запахов в другом запахе, в испарившейся или теплой моче, в двусмысленных местах, в постелях, пропитанных потом и другими следами любовных утех, свиданий наедине, страсти, слюны и удивленного ликования.
Все глиняные кувшины, флаконы с мускусом, кубки волхвов в щелочке бойкой девицы, Марии Елены Руиз, испанки, уроженки Куэнки, из Кастильи Ламанчской, проживающей ныне в Грима, в департаменте Эн, торговки нижним женским бельем. Женщине легкого поведения — мед, амбра, еловый сок. Бесстыдной — сладкий сандал. Шлюхе — сок черники. А за сливками обращайтесь в «Счастливое мгновение» на улице Перемирия, в дом № 6, в Грима. Заходите, дамы и барышни, здесь место для гурманов, здесь пахнет ванилью и слизью от тел, секретом вагин и отвратительной спермой от ревностных ртов. Ночью и слюной. Заходите, дамы. Неизвестно, в каком состоянии вы отсюда выйдете, но вас обязательно обслужат.
В «Счастливом мгновении» за бутиком было три комнаты с кроватями, ванная комната, уборные, — квартира, превращенная в клоаку, как отметили инспектора во время последнего расследования, вызвавшего недоумение хозяйки. Так назвали ее в докладе, хозяйка — учтивое обращение для владелицы дома свиданий, борделя под носом у полиции, нарушавшего благопристойность столицы департамента.