Показалась могилой землянка в четыре наката.Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:– Почему ты одна? И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.Посмотрела на небо – ракета ль сгорела, звезда?Прогревая моторы, ревели немецкие танки,Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,То застыла не веря: пожарами освещенаГорделиво и скромно красавица елка стояла!И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д'артаньяны из ротной разведки!Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…
Сколько было потом новогодних сверкающих елок!Их забыла, а эту забыть не могу…
«На носилках, около сарая…»
На носилках, около сарая,На краю отбитого села,Санитарка шепчет, умирая:– Я еще, ребята, не жила…
И бойцы вокруг нее толпятсяИ не могут ей в глаза смотреть:Восемнадцать – это восемнадцать,Но ко всем неумолима смерть…
Через много лет в глазах любимой,Что в его глаза устремлены,Отблеск зарев, колыханье дымаВдруг увидит ветеран войны.
Вздрогнет он и отойдет к окошку,Закурить пытаясь на ходу.Подожди его, жена, немножко —В сорок первом он сейчас году.
Там, где возле черного сарая,На краю отбитого села,Девочка лепечет, умирая:– Я еще, ребята, не жила…
Комбат
Когда, забыв присягу, повернулиВ бою два автоматчика назад,Догнали их две маленькие пули —Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,А он, шатаясь, побежал вперед.За этих двух его лишь тот осудит,Кто никогда не шел на пулемет.
Потом в землянке полкового штаба,Бумаги молча взяв у старшины,Писал комбат двум бедным русским бабам,Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людямВ глухой деревне плачущая мать.За эту ложь комбата кто осудит?Никто его не смеет осуждать!
«В слепом неистовстве металла…»
В слепом неистовстве металла,Под артналетами, в боюСебя бессмертной я считалаИ в смерть не верила свою.
А вот теперь – какая жалость! —В спокойных буднях бытияВо мне вдруг что-то надломалось,Бессмертье потеряла я…
О, вера юности в бессмертье —Надежды мудрое вино!..Друзья, до самой смерти верьте,Что умереть вам не дано!
«Кто-то плачет, кто-то злобно стонет…»
Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,Кто-то очень-очень мало жил…На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.Так спокойны пыльные ресницы,А вокруг нерусские поля…Спи, земляк, и пусть тебе приснитсяГород наш и девушка твоя.Может быть, в землянке после бояНа колени теплые ееПрилегло кудрявой головоюСчастье беспокойное мое.
От имени павших
Сегодня на трибуне мы – поэты,Которые убиты на войне,Обнявшие со стоном землю где-тоВ своей ли, в зарубежной стороне.Читают нас друзья-однополчане,Сединами они убелены.Но перед залом, замершим в молчанье,Мы – парни, не пришедшие с войны.Слепят «юпитеры», а нам неловко —Мы в мокрой глине с головы до ног.В окопной глине каска и винтовка,В проклятой глине тощий вещмешок.Простите, что ворвалось с нами пламя,Что еле-еле видно нас в дыму,И не считайте, будто перед намиВы вроде виноваты, – ни к чему.Ах, ратный труд – опасная работа,Не всех ведет счастливая звезда.Всегда с войны домой приходит кто-то,А кто-то не приходит никогда.Вас только краем опалило пламя,То пламя, что не пощадило нас.Но если б поменялись мы местами,То в этот вечер, в этот самый час,Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,Губами, что вдруг сделались сухи,Мы, чудом уцелевшие солдаты,Читали б ваши юные стихи.