Комплимент возымел обратное действие: Анна вскинулась и гневно воззрилась своими прозрачными глазками на Исаака.
— Я?! С этим?! — она замотала головой. — Не желаю я с ним разговаривать.
Комментарий к Глава 13: Nomina sunt odiosa/Не называя имён
Nomina sunt odiosa - буквально, “имена ненавистны”, перевод, приведённый в названии, вольный, более привычный уху.
(1)Песня Вальтера - песня Вальтера фон Штольцига “Morgenlicht leuchtend” из оперы Рихарда Вагнера “Нюрнбергские мейстерзингеры”.
========== Глава 14: Ferro nocentius aurum/Золото преступнее железа ==========
I know they’re under the bed, that’s where they hide
I know they need to be fed every night
They live deep under the bed, way down below
I found the skin that they shed ‘cause they
eat there and they breathe there, and they grow
Alice Cooper «Under the Bed»
Ульрих подобрался и с ненавистью посмотрел в тёмные глаза цыганки. Ещё не хватало, чтобы эта паршивая дрянь трогала его своими грязными лапами! И тем более ей не было дозволено говорить что-то о его матери. Собрав скудные силы, Ульрих ударил Ноа в плечо, от чего та отшатнулась и едва удержалась на ногах.
— Заткнись, шваль цыганская, — брезгливо скривился мальчишка.
— Не смей прикасаться к Ноа! — вспылил Альфонс, заламывая руку грубияна за спину. — Ты ничем не лучше её!
Ульрих сжал зубы — было больно, но он не позволит этим блаженным и цыганской девке насладиться минутами его слабости. А тут ещё и этот златовласка — мало он его головой приложил, надо было сильнее! — полез шарить по карманам. И, разумеется, нашёл кое-что, не предназначавшееся для его глаз.
— Отдай! — вскинулся Ульрих, игнорируя боль в заведенной за спину руке: все болевые ощущения, что были в его тщедушном теле, заполняли сейчас его правую голень, постепенно растекаясь по всем членам так, что перед глазами плыло все сильнее.
С замусоленной фотокарточки Эдварду дружелюбно улыбалась белокурая Дитлинде Эккарт. По мнению Эда, если и существовал дьявол, то одной из его внебрачных, и от того особенно озлобленных, дочерей легко могла бы быть эта женщина. Несмотря на то, что он обещал себе не прерывать ничьих жизней, отрицать того, что с её смертью все смогли наконец вздохнуть спокойно, Эдвард не мог. Он прищурился, разглядывая острые черты бледного юнца — так вот кого он так ему напомнил!
— Эта женщина — твоя мать? — голос Эда был полон непонимания и неприязни.
Ульрих поднял мутный от боли взгляд на одного из виновников смерти Дитлинде.
— Пошел ты… — зло выплюнул он и обмяк в руках Ала.
— Вот дерьмо! — раздосадованно махнул рукой Эдвард. — Теперь ещё этого придурка в больницу тащи и объясняйся, с какого чёрта он нам на головы свалился.
Спать Эдварду хотелось нестерпимо, да ещё и пострадавшая голова нещадно кружилась. Сделав два неловких шага, он стек на диван. Пока Ноа хлопотала рядом с ним, помогая стянуть сапоги и лечь поудобнее, Ал выудил из видавшего виды потёртого саквояжа верёвку и примотал Ульриха к креслу, а сам расположился напротив. Все равно искать врача сейчас было бы пустой тратой времени и сил.
Наутро, по прибытии поезда на главный вокзал Франкфурта, троица захватила с собой саквояж, посылку и полубессознательного впавшего в горячку Ульриха и направилась на поиски ближайшего госпиталя или отделения полиции. Всё-таки идти к адресату, указанному достопочтенным херром Веллером, в таком своеобразном сопровождении они не хотели, да и не могли себе позволить. Хотя оба брата были убеждены, что не в меру ретивого юнца никак нельзя оставлять на произвол судьбы: если это и правда сыночек Дитлинде, то ждать от него можно было любой гадости.
Сдав в отделение полиции незадачливого путешественника, «видимо, неудачно упавшего в коридоре в поезде», как очень убедительно охарактеризовал ситуацию перебинтованный Эдвард, троица наконец-то отправилась по указанному Веллером адресу. Благо, выданные заказчиком деньги казались баснословной суммой, поэтому Элрики и Ноа, не долго думая, взяли такси. Когда же автомобиль, шурша шинами, остановился напротив огромного особняка, Эд даже присвистнул: до чего же контрастной была эта страна! Пока они, как и большая часть местного населения, перебивались в воды на воду, а в самом лучшем случае, с воды на хлеб, небольшая прослойка богачей жила, словно короли. В Аместрисе, конечно, тоже существовало социальное расслоение, но то ли Эд не так остро замечал его, живя на жалование государственного алхимика, то ли все же курс на милитаризм накладывал свой аскетический и прагматический отпечаток на жизни всех граждан страны.
Расплатившись с водителем, путешественники забрали нехитрый багаж и драгоценную посылку и направились по аккуратной дорожке к воротам. Их тут же встретили люди, очевидно, из прислуги и повели внутрь.
— Херр Шаттерханд сейчас в оранжерее, — учтиво поклонившись, сообщила молоденькая горничная. — С вашего позволения, я проведу вас туда, следуйте за мной.
Эдвард шёл за девушкой, прижимая к груди драгоценную посылку. Он не мог отделаться от ощущения того, что сейчас произойдет что-то важное. Ал тоже был сам не свой, но нервировать брата опасался. Когда же горничная, наконец, открыла перед ними дверь, всем троим стало ясно, что пойти на попятную уже не получится.
— Прошу вас, проходите, — она жестом пригласила гостей войти.
— Благодарю вас, Линда, — голос принадлежал мужчине, похоже, средних или преклонных лет. — Вы свободны.
Наконец, из-за высокой стены экзотических растений выехало инвалидное кресло, в котором сидел человек среднего возраста. У него не было обеих ног немногим выше колена, на лице красовались старые шрамы, словно от ожога, и отсутствовали мочки ушей. На его коленях сидел огромный белый кот. Безногий подъехал поближе к долгожданным визитерам и оглядел всех испытующим взглядом внимательных карих глаз. Элрикам взгляд показался очень и очень знакомым.
— Что ж, я ждал вас, — он улыбнулся, — старина Веллер давненько обещал мне эту посылку, да только дюже долго искал надёжного курьера.
Мужчина продолжал улыбаться и изучать глазами гостей. То ли ему отчаянно не хватало общения, то ли его очень заинтересовали его посетители.
— Меня зовут Эрнст Шаттерханд, — он подъехал ближе к братьям и протянул руку стоявшему чуть впереди Эду.
— Эдвард Элрик, — пожал руку нового знакомого Эд, пытаясь вспомнить, где и когда он уже видел эти глаза и слышал этот голос. — А это мой младший брат, Альфонс. И Ноа, — он кивнул на стушевавшуюся цыганку. — Вот, собственно, посылка, ради которой нас сюда послали.
— Как вы добрались? — прищурился Шаттерханд. — Смотрю, не без приключений?
— Упал в поезде, — улыбнувшись, чистосердечно соврал Эдвард. — Пустяки.
Шаттерханд кивнул и очень осторожно принял из рук Элрика коробку и принялся осторожно распаковывать предназначавшееся ему сокровище. У троицы перехватило дух. Когда последние слои газет были сняты, свету предстал глиняный горшок с внушительных размеров кактусом, с которого нечёсаными прядями свисали длинные седые лохмы.
— Cephalocereus senilis(1)! — Шаттерханд просиял. — Право слово, старина Веллер умеет сделать приятный сюрприз! Молодые люди, вы, должно быть, устали с дороги, — он позвонил в колокольчик. — Вам предоставят гостевые комнаты, если вы голодны — милости прошу к Линде, она вас накормит. Обед у меня в четырнадцать часов, если вы не будете спать, буду рад разделить с вами трапезу!
*
Все трое собрались в комнате у Эда — у него болела голова после ночного приключения. И его мучил вопрос: где и когда он видел Эрнста Шаттерханда. Ни он, ни Ал не могли пока дать друг другу ответа.
— Вот придурки эти богачи, — проворчал Эд, поудобнее подкладывая мягчайшую пуховую подушку под многострадальную голову. — Этот Веллер отвалил нам такие деньжищи и так беспокоился о целостности коробки из-за какого-то идиотского кактуса!
Несмотря на то, что Ал считал форму высказываний брата слишком резкой, не согласиться с ним по существу он не мог.