Впрочем, среди гостей были две особы, не разделявшие всеобщего великодушного желания «простить» будущей фрау Кимблер её анти-человеческое(2) происхождение. Одна из них, Винифред Вагнер, светловолосая валькирия, отобравшая превосходный камерный оркестр на этот волшебный вечер — разумеется, в оркестре не было и не могло быть ни одного еврея, — и вторая, её подруга и соратница Рудольфа Гесса, Ильзе Прёль. Обе женщины крайне редко посещали собрания общества Туле и сейчас стояли в стороне, откровенно обсуждая каждого гостя и гостью. Они, как и прочие, были заинтересованы в визите именитого шведа и ждали новостей, которые тот должен был привезти из далёкого Тибета.
Появление Гедина и двух его спутников произвело фурор. Стоявшие в стороне Леонор и Зольф решили немного переждать. От Ласт не укрылся тот факт, что две женщины, производившие впечатление давних подруг, которым её персона была что кость в горле, тоже остались в стороне. С ними ей предстояло держать ухо востро — вряд ли её чарам достичь этих ледяных сердец, а такие идейные только что носом землю не роют… Лучше было бы, конечно, войти с ними в прочный союз, но Ласт была готова побиться об заклад, что та, что попышнее и повыше, мертвой хваткой вцепится в глотку тому, кто хотя бы посмотрит на еврея, как на человека, пусть этим несчастным оступившимся будет хотя бы и её собственный ребенок. Оставалась вторая. И, если они будут продолжать появляться на собраниях, Леонор Шварц сделает всё, чтобы ни одно живое существо никогда не встало на её пути к тому миру, который был так мил её отсутствующему сердцу.
— О, я чрезвычайно рад, — до Кимбли донесся голос Хаусхоффера. — Проходите, я представлю вас моему хорошему знакомому, он отличный химик!
Прежде, чем Зольф повернулся на источник голоса, Ласт успела рассмотреть всех троих, подходивших к ним в компании профессора. Усатый мужчина в очках, с серьёзным взглядом, безукоризненно одетый, и двое его гостей. Один повыше, молодой, но седой как лунь, на смуглой коже под глазами залегли темные круги, словно он не спал уже не одну ночь кряду — она прекрасно знала это лицо. Только сейчас его не украшал оставленный безжалостной алхимией её нынешнего любовника шрам. Второй похож на него, но пониже, в очках.
— Херр Зольф Кимблер, — указал Хаусхоффер на повернувшегося Кимбли, прищурившего ледяные глаза при виде новых знакомых, — фройляйн Леонор Шварц, это доктор Свен Гедин и двое достопочтенных гостей из Тибета, простите, у меня чудовищная память на имена, — он развел руками и обезоруживающе улыбнулся.
В горле Чунты поднималась волна тошноты: он узнал это лицо, узнал этот взгляд. В последнюю неделю проклятый кошмар мучил его еженощно, а сейчас, похоже, становился явью.
— Леонор, здравствуйте! — подал голос тибетец в очках. — Я искал вас, но вы перестали выходить на связь… Я безмерно рад видеть вас здесь!
Он по-европейски учтиво наклонился, чтобы поцеловать руку Ласт, и, что не укрылось от внимательного взгляда Кимбли, слишком долго вдыхал аромат её кожи.
— Весьма рад знакомству, — глаза Зольфа были холоднее льда, когда он пожимал руку старшему, запоминая его непривычное как для аместрийца, так и для европейца имя.
Но они стали ещё более колючими, когда он протянул ладонь второму, так и не представившемуся, а лишь буравившему глазами злосчастную татуировку так, что если бы взгляд мог сжигать или взрывать, бывший подрывник бы лишился правой руки.
— Простите, я, кажется, не расслышал вашего имени, — бархатным голосом почти пропел Кимбли, пожимая слегка влажную ладонь мужчины, которого в родном мире он, к своему вящему сожалению, так и не убил.
Комментарий к Глава 17: Vita somnium breve/Жизнь - это краткий сон
(1)автор в курсе, что философским камнем одно время считали рубин, но по оттенку красного гранат мне кажется ближе и уместнее.
(2)см. философию Аненербе об анти-людях, анти-мыслях и анти-боге.
========== Глава 18: Gaudia principium nostri sunt saepe doloris/Радость часто является началом нашего горя ==========
We don’t deal with outsiders very well
They say newcomers have a certain smell
Yeah, trust issues, not to mention
They say they can smell your intentions
<…>
You’re lovin’ on the psychopath sitting next to you
You’re lovin’ on the murderer sitting next to you
You’ll think, «How’d I get here, sitting next to you?»
But after all I’ve said, please don’t forget…
Twenty One Pilots «Heathens»
Норбу переполняла радость: шесть лет назад он, ещё студент медицинского института, познакомился с прекрасной девушкой, приехавшей в Швецию на конференцию с остальными студентками колледжа. Мягкая и романтичная натура тибетца была покорена красотой и благочестием юной европейки, которая, смущаясь и краснея, почтила его несколькими прогулками по весеннему острову Кунгшольмен, где находилось здание института. После юная Леонор Шварц уехала, горячо заверив будущего врача общей практики Норбу Нгоэнга, что будет писать ему и ожидать их следующей встречи. Тибетец получил одно-единственное письмо, которое хранил по сей день, его же письма остались без ответа. Он быстро перестал писать ей, искренне надеясь, что Леонор попросту нашла любовь своей жизни на родине, и сейчас она жива и счастлива; хотя тоска не унималась, да и временами Норбу казалось, что с кудрявой прелестницей произошло нечто ужасное.
Поэтому сейчас тибетец пребывал в превосходном расположении духа: общество европейцев приняло их с братом тепло, Мюнхен оказался очень красивым и гостеприимным городом, да ещё и здесь нашлась его Леонор — та самая Леонор, которая украла его сердце ещё той далекой весной!
— Вы стали ещё красивее, — он отвел её в сторону от уже начавших что-то активно обсуждать Зольфа и Свена. — Я так боялся, что с вами случилось что-то, после того, как вы перестали писать мне.
— Благодарю вас, — Ласт улыбнулась. — Однако, я прошу прощения, не хочу показаться грубой или бестактной…
Не было смысла притворяться. У неё было железное алиби, подтверждавшееся выпиской от врача с неутешительным диагнозом «ретроградная амнезия».
Норбу поджал губы — как же так? Теперь ему совершенно необходимо было найти самых лучших специалистов: мало того, что брату по приезду сюда стало значительно хуже, так ещё и это! Он не был готов вновь потерять ту, кого любил беззаветно и всей душой, обретя спустя долгих шесть лет разлуки! Он вернет память Леонор, чего бы это ему не стоило!
Тибетец настолько увлекся собственными размышлениями и поддержанием разговора о дороге в Европу, погоде, немного — медицине с так внезапно найденной возлюбленной, что не обратил внимания на холодный взгляд химика, которого им представил Гедин и имени которого Норбу не запомнил. Младший брат никогда не описывал своего палача из снов, поэтому старшему было невдомёк, какие терзания сейчас испытывала душа Чунты и какие кульбиты выделывало его сердце, пытаясь вырваться из груди.
Так, Норбу не замечал изучающего неприветливого взгляда Кимбли. Зольф, ничем не выдавший недовольства, продолжал вести беседу со шведом, но в душе у него тяжестью наливались беспокойство и ревность. Кимбли уверял себя, что ему плевать на все, кроме возвращения его способностей и хорошей войны, однако было нечто ещё, что вызывало у него безудержное желание превратить этого выходца с гор — или откуда он там? — в яркий и громкий фейерверк. Желательно по частям — и насладиться ещё и криками невыносимой боли. Как в Ишваре.