— Ну здорово, уже, как я посмотрю, нецельнометаллическая фасолина! — парень, откинув газету, в одно движение спрыгнул с полки и уселся напротив Эда.
— Энви?! — в глазах Эдварда мелькнуло узнавание. — Ты опять вырядился в какую-то фигню?
— Ладно тебе, — обиженно протянул тот, поправляя странного покроя чёрный тренч, под которым был чересчур по здешней моде обтягивающий, словно с чужого плеча, костюм. — Если бы я не захотел, ты бы меня и вовсе не узнал. Эрвин Циммерман, — он учтиво протянул руку.
Эд уставился на протянутую руку гомункула как на ядовитую змею. Ал и Ноа в полном непонимании смотрели на старого нового знакомца.
— Не хочешь — как хочешь, — поджал губы Энви, убирая руку. — А я-то хотел тебе всё, что знаю, рассказать. Как за тобой наблюдали, пока ты шарился по халупе этого безногого паралитика, например.
— Э-э! — вскочил со своего места Эд. — А ну выкладывай!
Энви только скрестил руки на груди и уставился в окно.
— Брат, ладно тебе, — примирительно выставил руки вперед Ал. — Не забывай, где мы! Я — Альфонс Элрик, — он протянул руку Энви.
— Помню я тебя, — ощерился тот, отвечая на рукопожатие, — только тогда ты был более пустым.
Ал поджал губы. Упоминание о его отсутствующем теле в таком ключе задело его — он отдавал себе отчёт в том, что за неимением тела, его душа не прошла все этапы взросления, и он так и остался выросшим ребенком, не пережившим многого и не получившим нужного взрослому человеку опыта.
— Ноа, — осмелела цыганка, протягивая руку странному попутчику, не ожидая ничего в ответ.
Энви пожал руку попутчице, заглянув ей в тёмные бездонные глаза.
…Жуткие крики боли — впору зажать уши, но картина проясняется: она видит невероятно красивую женщину с длинными вьющимися волосами и толстого мужчину неопределённого возраста, сосущего палец, как младенец. Женщина улыбается и ерошит непослушные волосы их попутчика. Вместе они разглядывают карту несуществующей страны и туннеля под ней — скоро всё будет готово…
Ноа отшатнулась, прикрыв ладонью глаза.
— Не трогай тех, кто может внести хаос в мир, к которому привыкла, — заметил Энви, ухмыляясь. — Но раз вы не хотите подробностей, буду рассказывать тому, кому они нужны больше, — осклабился он.
Ал закусил губу. Неужели брату было так сложно просто пожать протянутую ему руку? Он помнил самоубийство Энви в Аместрисе. По мнению Альфонса, завистливый гомункул просто хотел дружбы. Человеческого отношения, которого так и не увидел за всю свою длинную жизнь. И если ему отказывали в ней и здесь — то что же творилось на душе этого парня?
— Ты хотел нам рассказать кое о чём, — напомнил младший Элрик неслучайному попутчику.
— Э, нет, — протянул Энви, гадко ухмыляясь. — Раз его величество фасолина не желает ни о чём слышать — пусть получит желаемое сполна!
Эдвард сложил руки на груди и отвернулся — такими детскими манипуляциями этот щёголь, так и не научившийся нормально одеваться, его не проведет. Как и апелляциями к его росту — надоел уже!
— Но мы хотим слышать! — подала голос Ноа. — Мы тоже были в доме у Безногого!
— А я-то думал, что вы там присутствовали в качестве багажа, — парировал Энви, продолжая ухмыляться, — бессловесного, между прочим!
Ноа вспыхнула — этот наглец попал в самую точку! В последнее время она ощущала себя бесполезным старым чемоданом, которому делают одолжение, что прихватывают с собой. Иногда давая глупые задания, вроде, — «загляни в его сознание, Ноа!» А все потому, что Эдвард брал на себя всё, не давая им ни свободы воли, ни свободы слова!
— Но мы — не Эдвард Элрик! — выпалила цыганка, покраснев.
— И слава Отцу, — скривился Энви, — трёх малявок не вынес бы даже я.
Эдвард вскипел — сколько можно! Сначала говорит загадками, а потом ещё и обзывается! Чёрт его знает, есть ли у него вообще какая-то информация, или он блефует и провоцирует их? Какая может быть вера тому, кто лавирует между различными потоками и совсем не ясно, на чьей он стороне?
— Или говори уже, что начал, или выметайся, — сверкнул глазами Эд.
Энви закинул ногу на ногу, откинулся на мягкую спинку нижней полки и испытующе посмотрел на бывшего Стального алхимика. Только сейчас Эдвард заметил, что у гомункула глаза непривычного для этого мира фиалкового цвета.
— Вообще-то у меня, как и у тебя, билет на это место, так что не зарывайся, — посоветовал Энви. — И давай так — если тебе нужна от меня информация, может, сделаешь одолжение и начнешь разговаривать нормально, а не так, словно я подложил тебе на тарелку дерьма вместо сосиски?
Ал больше и больше проникался сочувствием к их вынужденному попутчику. Ему казалось, что Энви действует по собственному почину на свой страх и риск, что желание поделиться с ними информацией — абсолютно искреннее. Но сейчас всё зависело от Эда. Точно так же, как тогда, в Аместрисе, потому что именно Эд смог разглядеть истинные порывы завистливой сущности Энви.
— Хорошо, — неожиданно серьёзно проговорил Элрик-старший.
Он помнил взгляд сморщенного зелёного существа, когда то приняло роковое решение о самоубийстве и сейчас даже устыдился собственного ребячества, за которым прятал всё больше и больше наполняющее его сострадание.
— Договорились, — Эд протянул правую руку.
Энви с недоверием уставился на человеческую ладонь: во-первых, все ещё было непривычно видеть Эдварда без автоброни, во-вторых, он чувствовал себя очень смущенным и как-то глупо счастливым. Но руку пожал.
Пока Энви увлеченно рассказывал про миниатюрную рацию в ошейнике кошки, сделанную Безногим, и записи их разговоров, Ноа, подтянув колени к груди, рассматривала странного попутчика из-под опущенных ресниц. Она впервые столкнулась с подобным существом и этот опыт ей не понравился. Насколько она могла судить по обрывкам доставшейся ей информации, именно этот взъерошенный парнишка и был огромным зелёным драконом, с помощью которого удалось открыть Врата. Но как же он тогда выжил? Или его устройство настолько отлично от человеческого?
— Ты же присутствовал, когда открывали Врата, — она вклинилась в паузу в рассказе о питомце Шаттерханда.
Энви скривился — менее всего ему хотелось вспоминать то, что пришлось тогда пережить. Он мечтал о смерти, но судьба распорядилась иначе, и, зализав раны, он решил отомстить членам общества Туле за свои страдания. Особенно его огорчала смерть главной виновницы его мучений — белобрысой стервы Дитлинде. Если бы он мог, он бы с удовольствием воскресил бы её ради того, чтобы заново разорвать на куски. Энви отчаянно завидовал полицейскому-очкарику, что именно его пуля оборвала жизнь этой кошмарной женщины.
— Видишь ли, я несколько более прочен, — ухмыльнулся Энви. — Могу продемонстрировать.
— Нет уж, давайте обойдемся без этого, — неожиданно резко подал голос Ал. — Хватит с нас драк в поездах, давайте уже до Мюнхена доедем без приключений!
— Драк? — Энви подобрался и оживился. — Ну-ка, выкладывайте, а то что я тут вам всё, а вы отмалчиваетесь. Играть — так по-честному!
Глаза гомункула загорелись, когда он услышал об Ульрихе. Значит, сын ответит за мать. Тем более, он уже подписал себе смертный приговор, напав на тех, к кому отчаянно тянулось все противоречивое существо новоявленного Эрвина Циммермана. Пусть он и не был готов признаться в этом даже самому себе.
========== Глава 20: Pares cum paribus facillime congregantur/Равные с равными хорошо сходятся ==========
War on the axis of morons