Это по его инициативе по ночам на складе помимо охраны дежурил лаборант и один из специалистов проверял состояние образцов. Так уж вышло, что образцы на соответствие условиям хранения третью ночь кряду проверял сам Кимбли — остальным было либо лень, либо они, на его взгляд, были слишком нетрезвы для подобной работы. Например, тот же Рубер, которому изначально планировали поручить сегодняшнее дежурство, изволил выпить удивительное количество вина вместо ужина и заснуть прямо в столовой, чем возмутил педантичного Кимбли до глубины души.
Услышав шаги и голоса, Зольф скривился: вот какая муха укусила Берга, что он дал допуск на посещение ангара посторонним? Перед кем и зачем он пытается выслужиться? Решив, что это его не касается, Зольф продолжил детальный осмотр и подсчёт реактивов.
От вдумчивой работы его отвлёк прекрасный оглушительный взрыв. Кимбли едва удержался на ногах, но после, когда раздался второй, более мощный, всё же упал на колени, ощущая, как пальцы дрожат и душа раскрывается в почти позабытом экстазе. Звук пробежал электрическим разрядом по нервам, даря удивительное ощущение невероятно приятной прохлады всей коже, его эхо вползло в самую суть подрывника, наполняя её новым смыслом, новыми переживаниями и впечатлениями.
По локализации и характеру звука он с досадой, смешанной с удовольствием, понял, что опоздал с перекладыванием чувствительного к фрикционным и ударным воздействиям ниперита — он сдетонировал. С одной стороны Зольф Кимбли был счастлив, с другой же всё его существо затопила жгучая ревность: не он стал инициатором этого замечательного явления!
Молниеносно сообразив, что дело пахнет жареным (он находился на режимном объекте, а незапланированный взрыв — это чрезвычайное происшествие), Кимбли понёсся к источнику звука: к эху взрыва примешивалось то, что было настоящей музыкой для ушей Багрового, — крики нечеловеческой боли. Он даже узнавал тембр.
Взвыла сигнализация. Половины ангара не было. В дыму, который мало того, что никак не желал рассеиваться, так ещё и вошёл в сговор с предрассветной дымкой, лежал и корчился от невыносимой боли человек. Зольф не мог разглядеть толком, что с ним, но он точно знал, что кандидаты на то, чтобы жить дальше, пусть и не очень счастливо, так не выглядят: обрывок жестяного листа торчал из груди мужчины, кажется, того самого ишварита, то есть тибетца, давнего знакомца Ласт, а из раны, которую толком и не было видно, шла обильная розовая пена. Второй обрывок листа накрывал его ногу так, что было неясно, на месте она все ещё или уже нет. Алая лужа под несчастным казалась огромной, словно вся кровь покинула его организм, но Кимбли, бывший государственный алхимик и армейский пес, прекрасно знал, что подобное впечатление зачастую обманчиво и ресурс человеческого организма куда как более богат, нежели кажется. Осознавая всю неприятность и опасность ситуации для него самого, Кимбли бросился вперёд, чтобы оказать помощь тибетцу: хотя эта идея и была глубоко противна его существу, ничто не должно было нарушить его планов. Тем более такая глупая случайность.
На ходу стягивая лабораторный халат — он помнил азы первой помощи при пневматораксе, а этот идиот ещё и орал, исчерпывая крошечный запас кислорода, отмеренный ему неумолимой старухой с косой, — Зольф подлетел было к незадачливому пострадавшему, как тут же получил увесистым кулаком куда-то в челюсть и, путаясь в ещё не снятом халате, полетел на пол в сторону полок со своими же образцами. Поминая всех святых и их матерей до седьмого колена, он осознал, что в дыму не заметил ещё одного — своего заклятого аместрийского врага. Перекатившись на бок и неловко вскакивая на ноги, попутно уходя от ударов, Кимбли побежал к выходу — пройти в том месте, где больше не было стены не представлялось возможным: во-первых, из-за перегородившего ему выход сумасшедшего громилы, во-вторых, он совершенно не хотел продираться через покореженную взрывом жесть, рискуя оставить добрую половину кожи и мышц в виде рваных лоскутов на неровных зубах импровизированного хищного рта ангара.
Чунта бежал за проклятой крысой, которая дала дёру с тонущего корабля. Сбылись его кошмары! Сейчас кровь заливала его лицо — в него отлетела какая-то металлическая дрянь, но он видел Багрового человека, который, петляя, бежал к спасительному выходу. Тибетцу было на всё плевать — его ослепляли текущая по его лицу горячая кровь и жажда мести. Эта тварь убила его брата, его Норбу! Как в том отвратительном сне. Но он нагонит убийцу, он отомстит!
Кимбли добежал до спасительного выхода — драться посреди взрывчатки было чистой воды самоубийством — и, уйдя от удара вниз, перешёл в наступление. Теперь он видел — это воистину было прекрасное зрелище! — шрам на лице громилы, почти такой же как тот, что оставил его ишварскому двойнику он сам своей алхимией. Это был его шанс. Резко и с наслаждением Зольф впечатал кулак противнику прямо промеж глаз, в истекающую кровью обожженную рану, вырвав из широкой груди оппонента стон боли. Зольф засмеялся, уходя от очередного удара — похоже, это обещало быть интересным! Его лихорадочное возбуждение достигло пика. В привычном жесте он соединил ладони и коснулся ими земли.
Глаза Чунты округлились, когда он увидел, что химик сделал то же, что делал его враг в проклятых снах. Он ждал ужасного, но ничего не произошло, и, кажется, это ввело его противника в замешательство. Тибетец воспользовался шансом, нанеся сильный удар тяжелым ботинком по лицу Кимбли, от чего тот упал навзничь, но тут же перекатился, уперев ладони в землю. Чтобы не дать оппоненту шанса на контратаку, Чунта со всей силы впечатал ему ногу в живот.
У Зольфа разом выбило весь воздух из легких. Он закашлялся, не в силах вдохнуть, спазм подступил к горлу. Кимбли казалось, что ещё мгновение — и он выблюет все внутренние органы прямо под ноги этому мерзавцу. Такое до боли знакомое ощущение…
…Он лежал лицом вниз на холодном грязном полу тюремного эшелона, перевозившего преступников в Центральную тюрьму. Кимбли был готов молиться богу, в которого он не верил, лишь бы его не вырвало — тогда всё будет напрасно, если эти твари обнаружат философский камень и отнимут его…
— Эй, принцесса, — один из громил намотал на кулак его спутанные волосы и резко дёрнул вверх, — а с каких пор военным можно носить такие патлы? Или ты был местной девкой?
Согласный хор уголовников омерзительно заржал. Зольф попытался отвлечься и представить себе, что он в вагоне для перевозки скота и ржут из стойл, но не вышло — ни одни животные не разговаривали бы с ним человеческими голосами и не слетелись бы, как стервятники, на алхимика с закованными в колодки руками.
— Заткнись, — голос вышел срывающимся и хриплым из-за неестественного положения головы.
— Ты с кем разговариваешь?! — возмутился местный авторитет, рванув голову Зольфа ещё выше.
Зольф мог дотянуться одной рукой до этой мрази и превратить его в отменную бомбу. Мог взорвать весь вагон к чертям. Но всё это раскрыло бы то, что он так любовно прятал в своем желудке, ради чего он вообще находился в этом вонючем поезде.
— Молчишь, сука, — громила, не отпуская Кимбли, опустился на корточки. — Ну ничего, у нас и не такие разговаривают. Эй, Натан, как думаешь — может, ему зубы выбить? А то ещё укусит, падла, — он хрипло рассмеялся.
— Передние расшатать можно, — флегматично пожал плечами сухопарый мужик неопределённого возраста.