Лицо Веллера было непроницаемо.
— Почему они замолчали?! — взвизгнул инвалид так, что кот дёрнулся и прижал пушистые уши.
— Может, догадались, — равнодушно отметил Готтфрид. — Что вы паникуете? Нам от них всё равно больше ничего не нужно. Теперь стоит сосредоточиться на поиске Рубера и потрясти этот еврейский заводик фотоплёнки. Не ею единой…
Безногого переполняла досада. Кимбли был у них в руках, чёрт побери, он с того самого момента, когда узнал, что этот человек здесь, с нетерпением ждал встречи с ним. Однако Веллер, руководствуясь одному ему известными мотивами, отчего-то не дал ему даже заглянуть в глаза бывшему алхимику, показать своё теперешнее превосходство… А сейчас выходило, что и превосходство это слишком зыбкое.
— А я говорил не отпускать этого говнюка! — вспылил инвалид.
— Слушайте меня внимательно, Эрнст! — Готтфрид приблизил своё лицо вплотную к лицу собеседника и принялся злобно шипеть. — Ваши эскапады неуместны. Если вы хотите профукать всё, чего мы добились — нет, я добился! — за эти годы, можете творить что хотите, но без меня. Без моего финансирования. Без моей поддержки! Если же вам претит подобный расклад, будьте столь любезны, держите за зубами ваш язык. Покуда есть за чем держать.
Безногий широко раскрыл глаза в неподдельном изумлении — никогда Веллер не разговаривал с ним подобным образом. Никогда не попрекал деньгами — он всегда предоставлял Шаттерханду и поле для исследований, и материалы, и лучших врачей. Он ставил на него, как на учёного, и это льстило самолюбию некогда неудачливого алхимика и изобретателя. Однако роль бессловесной пешки, которой Шаттерханд начал себя чувствовать, была не по нему. С трудом подавив желание ответить, Безногий замолчал. Он будет сговорчив. Пока они не придут к цели.
***
Энви и Эдвард ещё раз перетряхнули весь свой скарб — ни передатчиков, ни чего-либо на них похожего обнаружить не удалось.
— Ну что, поговорим о погоде? — с наигранным энтузиазмом, сверкая глазами, проговорил Эдвард.
— Отличная идея, горошина, — ухмыльнулся гомункул. — Мне кажется, или ты стал ещё ниже?
Альфонс только покачал головой, наблюдая за тем, как Эдвард, ругаясь на чём свет стоит, принялся бегать за лукаво посмеивающимся Энви по всему дому. Если Кимбли был прав, и их и правда прослушивали, то, по мнению Ала, скорее всего, это дело рук Безногого. Кто ещё мог так мастерски обращаться с техникой из встреченных ими за последнее время людей? Ну не фрау Веллер же, право слово. А так всё складывалось — Безногий искал своё потерянное детище и пустил в ход все возможные способы.
========== Глава 42: Solum debilis mori debent/Только слабые должны умирать ==========
Like a doll, like a puppet with no will at all
And somebody told me how to talk, how to walk, how to fall
Can’t complain, I’ve got no-one but myself to blame
Something’s happening I can’t control, lost my hold, is it safe?
ABBA — «I’m a Marionette»
В тот день, когда Йоханна заметила в приёмной Берга вместо Гретхен новенькую девушку, ей стало не по себе. С трудом досидев до конца рабочего дня и чудом не наделав в документах ошибок, она отправилась на поиски Гретхен. Смутное чувство тревоги лишь усилилось и подступило к горлу, когда она, наконец, нашла адрес фройляйн Мозер и, явившись туда, не обнаружила её на месте. Поэтому Йоханна твёрдо вознамерилась в ближайший рабочий день вытрясти из Евы всё, что Вайс могла об этом знать, а то, что ей что-то известно, не вызывало ни малейших сомнений. Выходные фройляйн Лангефельд прошли в томительном ожидании, щедро приправленном липким страхом.
В понедельник, услышав сбивчивый рассказ изрядно покрасневшей Евы о том, что Гретхен находится в весьма интересном положении и живёт у неё, и Йоханна, и Берта настояли на незамедлительном визите в новую обитель уже бывшей секретарши директора, а сдержать двойной напор беспокоящихся женщин Ева оказалась не в силах.
В квартире было как-то чересчур жарко и влажно. И тихо. Берта нахмурилась и решительным шагом направилась в ванную комнату. В роскошной белой чаше, наполненной всё ещё горячей непрозрачной кроваво-красной водой, лежала Гретхен. Её лицо с полуприкрытыми голубыми глазами выражало абсолютное блаженство — словно никогда до этого в своей жизни она не была настолько счастлива. Берта ахнула и, всплеснув руками, сползла вниз по стенке. Йоханна неверным шагом подошла к недвижно лежащей в воде девушке и взяла в похолодевшую ладонь её руку. Не веря, переместила тонкие пальцы на шею, тщетно пытаясь нащупать пульс.
— Вызывай врачей, — голос Лангефельд дрожал, к Еве она не хотела даже поворачиваться, только нащупала в сумочке сердечные капли и принялась осторожно вливать их в старшую машинистку.
Берта пришла в себя и разразилась потоком слёз и бессвязных всхлипываний.
— Что стоишь? — прикрикнула Йоханна.
Она едва сдерживалась, чтобы не наброситься на коллегу и не вырвать все её рыжие патлы.
— Она… убила себя? — Ева брезгливо поджала губы.
— Вызывай врача, дура! — взъярилась Йоханна. — Под суд бы тебя, тварь лицемерная, рожа самодовольная! Я когда тебе сказала? Когда тебе сказала…
По лицу Лангефельд потекли слёзы. Какая же она глупая! Как она могла понадеяться на эту дрянь? Надо было с самого начала заняться помощью этой несчастной наивной девчонке самостоятельно. Тогда бы та не лежала сейчас как сломанная кукла в кровавой воде…
***
Йоханна стояла в пропахшем карболкой коридоре морга Мюнхенского госпиталя и смотрела в белую стену. Ей казалось, что всё происходящее — дурной сон, неправда, чудовищная ошибка. Из раздумий её вырвали гулкие шаги.
— Доктор… — Йоханна прижала платок к углу глаза.
— Не самоубийство это, — закуривая, резюмировал пожилой человек в чёрном халате, — и писать в отчёте про самоубийство тоже не стану — не отпоют ведь тогда… Дитя она вытравить пыталась, аспирином…
— Ей было больно?..
— Нет, — покачал головой он. — В таких случаях им перед смертью очень хорошо.
«Иной раз так, как не бывает при жизни,» — подумали оба, но вслух этого так никто и не произнёс.
***
— Ска́чки? — Кимбли нахмурился, рассматривая содержимое конверта.
Внутри лежали два билета на эксклюзивную трибуну и письмо от Хаусхоффера с приглашением.
— Это какой-то местный вид досуга? — он непонимающе посмотрел на Ласт.
— Можно сказать и так, — она снисходительно улыбнулась. — Все приходят на стадион и смотрят на то, какая лошадь добежит до финиша первой. При этом приветствуется делать ставки.
Зольф растянул тонкие губы в усмешке.
— А что происходит с теми лошадьми, которые проиграли забег? — в его голосе появились хищные нотки.
Ласт наклонила голову и испытующе посмотрела на Зольфа. Она прекрасно понимала, к чему он клонит, и его позиция относительно выживания сильнейшего ей чрезвычайно импонировала.
— Что ты имеешь ввиду? — она многозначительно приподняла бровь, слегка прикусив нижнюю губу.
Зольф думал о том, что подобное развлечение безумно напоминает ему войну в адаптации на потребу публике и без личного участия. По этой логике выходило, что победители получают жизнь, а проигравшие отправляются в расход. Тем более речь шла о животных, содержать которых в условиях ограниченного ресурса было, скорее всего, весьма накладно.
— Если лошади проигрывают в схватке, значит, они попросту там не нужны, — пожал плечами Кимбли, обнимая Ласт. — Кстати, дорогая, ты достаточно азартна?
— Смотря с чем сравнивать, — сверкнула глазами гомункул. — Пожалуй, не настолько, чтобы спустить сумму, отложенную на свадебное путешествие.
Зольф подозрительно уставился на письмо. Он не представлял себе, с чего вдруг Хаусхофферу звать их на мероприятие подобного пошиба. Да ещё и при помощи письма, вопреки привычкам профессора, не написанного от руки, а напечатанного на машинке.
***
— В четверг похороны, — нахмурившись, проговорила Берта. — Пойдёте?
— Нет.
Кимбли равнодушно смотрел в стену. Ева вспыхнула — она по-прежнему считала этого человека виновным в том, что жизнь куклы Гретхен прервалась, так толком и не начавшись — ну что успела повидать эта девчонка, кроме алкоголика-отца да вечно голодных братьев-хулиганов? И Берга…