Выбрать главу

Кимбли вздрогнул: воспоминания об Истине не отнесёшь к приятным.

— Он тоже был голодный, — всхлипнул рассказчик. — Но есть там ни мне, ни ему было нечего. И я проснулся в пустом подземном городе. Там тоже есть было нечего!

Глаттони разревелся окончательно. Ласт протянула ему платок, в который он тут же шумно высморкался и продолжил.

— И пришел светловолосый мальчуган, и преобразовал меня. Белый человек опять пожаловался, что нечего кушать — и я проснулся тут, у церкви. Тут хорошо, люди добрые, я мету им двор, а они меня кормят, хорошо кормят! Но я скучал по тебе, я больше не хочу без тебя, я думал, тебя убил гнусный полковник, а ты живая…

Он прыгнул на Ласт и повис у неё на шее.

— Не оставляй меня! Возьмите меня с собой! — он подпрыгнул к Зольфу. — Пожалуйста! Я не буду кушать, если будет нельзя… Ласт… — он умоляюще посмотрел на неё, дёргая алхимика за полы пиджака. — Я и его кушать не буду, обещаю! — Глаттони показал пальцем на Кимбли.

Комментарий к Глава 47: O diem praeclarum!/О славный день!

*Зелёный венок — символ девственности невесты.

**Польтерабенд — (Polterabend, нем.) немецкий традиционный праздник за день до свадьбы, куда все приглашённые приносят фарфоровую и фаянсовую посуду и бьют её, а осколки убирают жених с невестой. Обычно проводится во дворе дома невесты.

========== Эпилог: Ad meliora tempora/До лучших времён ==========

Lightening freezes seven

Outtakes from the rape of the world

Sins expelled from Heaven

Now befoul from the bowels of Hell

Where the tragic in theory and practice fell

<…>

Deranged, uncaged

We rage like a plague through this age of greed

Sowers of discord, growing wars to reap

A terrible crop to beat a vicious retreat.

Cradle of Filth «Scorched Earth Erotica».

Чунта продолжил изучать разработки брата. С помощью медиков и химиков, отряженных ему в помощь Гедином, ему удалось положить начало расшифровке — похоже, речь шла о каком-то мощном противоядии. По предположению фармацевтов — к химическому оружию массового поражения. Но вся команда, работавшая над материалами, и, в первую очередь, сам Чунта были уверены — этот путь только начинается, уж очень много информации оказалось скрыто в записках безвременно ушедшего Норбу. Помимо различных рецептов в записях находилась явно незаконченная карта, начерченная самим Норбу, и Чунта собирался в ближайшее время начать объезжать указанные места.

Чунта больше не пылал жаждой мести. Конечно, тёплых чувств ни к Хаусхофферу, ни, тем более, к Кимблеру он не испытывал. Но и жгучая ненависть прошла, так же как и выматывающие сны его стали реже, хотя и не сошли на нет. Возможно, дело было в отварах из рецептов брата, объединённых с достижениями современной западной фармакологии, часть из которых отчаянный седой юноша отважился испробовать на себе, а, может, и в том, что он следовал своему пути и продолжал дело Норбу.

Веллер и Шаттерханд, оставив Ульриха в доме его матери, направились в Великобританию. Невзирая на то, что Готтфрид ставил на Соединённые Штаты, он считал преступлением не проверить сначала Антанту. Разумеется, он не посвятил в свои домыслы своего безногого сообщника, ибо знал, что тот примется гнать лошадей, в то время как сам Веллер считал спешку в этом деле не настолько оправданной.

Братья Элрики, изучив историю войны, применили аналогичный расчёт, но исходя не из времени, а из расстояния, и отправились во Францию. Ноа поехала с ними, получив от Энви вдогонку пару обидных шуток про билет в багажное отделение, однако подобные прогнозы не оправдались: скрепя сердце, Маттиас Хан помог цыганке с документами. Сам же комиссар вплотную занялся подготовкой уже к своей свадьбе с цветочницей Грейсией, которой пришлось искать новую помощницу.

Анна передала информацию в Центр и удостоилась за неё награды, а также отпуска, который они с Исааком Хоффманом провели на Лазурном берегу.

Сам же Исаак Хоффман после был завербован разведкой СССР и стал двойным агентом социалистической державы, приближающим момент, когда в мире наступит новая, свободная Эра — Эра коммунизма. Также он получил официальное разрешение на брак с гражданкой СССР Анной Волковой, известной в Веймарской республике как Анна Вульф. Информация, которую он столь кропотливо собирал, была перенаправлена в Центр и присовокуплена к заслугам четы Хоффманнов перед Советами.

Дело Рубера закрыли, повесив на уже бессловесного Хельмута Шлезингера и головорезов (некоторые из них и правда оказались давно и прочно разыскиваемыми преступниками) ещё несколько «висяков», чем улучшили статистику и благотворно повлияли на настроение населения. Полицайрат Кугер получил повышение и через какое-то время остыл к идее уличить в чём-либо Кимблера: тот отныне был одним из тех героических людей, кто с риском для собственной жизни уничтожил бомбу, заложенную на стадионе. Постыдная тайна Герберта Кугера так и не всплыла на поверхность. Восемь экспериментальных образцов «икс-бомбы» непонятным образом исчезли из-под трибун стадиона, словно их там и не бывало.

BASF и AGFA вопреки стараниям Шлезингера всё же объединились, как между собой, так и ещё с несколькими крупными корпорациями, образовав концерн IG Farben.

Зольф Дж. Кимбли не оставил поисков пути в родной мир, однако даже идея с человеческим преобразованием натолкнулась на непреодолимое препятствие: полное отсутствие каких-либо признаков алхимии, без которой совершение этого самого преобразования не представлялось возможным. Поэтому он, Ласт и Энви продолжили искать другие пути.

***

Душной июльской ночью в печально известной церкви у старины Петра, которая так и не стала закрывать на тёмное время суток гостеприимные двери, сидело четверо людей: необыкновенной красоты женщина с длинными волнистыми волосами, очень низкий толстый мужчина, сосущий палец, всклокоченный голенастый юнец и представительный мужчина средних лет в очках. Если бы в помещении было немного светлее, можно было бы обнаружить, что у всех них имелась общая странная черта: глаза неестественного фиалкового цвета.

Земля едва заметно содрогнулась, словно где-то очень глубоко в её толще ехал поезд, и вскоре откуда-то из-за клироса показались двое: здоровяк в рабочей робе и усатый подтянутый мужчина, прячущий левую ладонь в карман. Они оглядели странную компанию и заняли места на лавочках. Усатый дымил трубкой.

— Все в сборе, дети мои? — распятый на стене Христос заговорил. — Я рад видеть вас здесь целыми и невредимыми. Жаль только, что в неполном составе.

Женщина поджала губы, толстяк вздрогнул и прижался к ней ближе, юнец презрительно хмыкнул.

— Грид, дитя моё…

— Попрошу здесь именовать меня Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли, — предупредительно поправил Христа мужчина в очках. — В этом мире даже у стен есть уши.

— И после останется лишь грамотно составить донос, — усмехнулся в усы подтянутый.

— Дети мои, — вновь начал распятый, обводя страшным слепым взглядом всех присутствующих и не меняя положения склонённой головы, — Рас, Грид, Ласт, Глаттони, Слосс, Энви! Вы готовы привести в исполнение мой план и править миром? На сей раз промашки быть не может, я предусмотрел всё!

— Нет, — мужчина в очках с длинным непроизносимым именем встал, — я не участвую в твоих играх, Отец. Ни в Аместрисе, ни здесь. Неужели ты не понял, что я по-прежнему настроен править миром единолично? И здесь у меня к этому есть все предпосылки.

— Остановись, Грид! — голос был страшен и властен, словно земля готовилась разверзнуться и поглотить непослушного сына в раззявленный зев Геенны огненной, но ничего подобного не произошло.

— Я же сказал, — скривился мужчина, — здесь моё имя — Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли. Придёт время, когда его сократят, но это будете не вы, Отец. Я не желаю вам удачи, потому что знаю — она будет на моей стороне.

Тяжелая створка двери со скрипом запахнулась.

— Я рассчитываю на вас, оставшиеся дети мои, — продолжил распятый, — настанет тот час, когда оба мира преклонят пред нами колена.