Спустя несколько минут мы сидели в обеденном зале в ожидании возвращения Альгидраса с Миролюбом, которые ушли переодеться в сухое. Я не сомневалась, что они задержатся, потому что вряд ли Миролюб удержится от соблазна расспросить Альгидраса о произошедшем. И я оказалась права. Даже учитывая количество комнат и переходов в этом доме, отсутствовали они дольше, чем нужно для переодевания. Мне нестерпимо хотелось узнать подробности их разговора, но пришлось смириться с тем, что мне, как и всем женщинам, будет озвучена официальная версия.
Милонега приказала накрыть на стол, и я, устроившись в углу на низкой лавке, наблюдала за повеселевшими девочками, сновавшими туда-сюда и споро расставлявшими угощения на столе. Конечно, это был не праздничный обед, однако в доме нашлось не только вяленое мясо и окорок, но и горячие пироги.
Наконец мужчины появились в зале. На обоих была сухая одежда, причем на Альгидрасе, что удивительно, даже по размеру. Я ожидала, что он будет в одной из рубах княжича, поэтому очень удивилась, а еще вдруг с новой силой заскучала по Свири. По тому дню, когда Альгидрас сидел в доме Радима в одной из его рубашек и вырезал деревянные фигурки. Сейчас это воспоминание казалось родным и очень далеким. Я невольно скользнула взглядом по Альгидрасу, словно ожидая, что он дернет плечом, поправляя сползшую рубаху. Отметила, что его ладонь перетянута свежей повязкой.
Миролюб подошел к матери, протянул руку, чтобы помочь ей встать и замер, не двигаясь. Я невольно улыбнулась. Эта половина дома была вотчиной княгини, и Миролюб не нарушал традиций, терпеливо ожидая действий матери.
— Ну, иди я тебя хоть рассмотрю, — произнесла Милонега, выпуская руку сына и протягивая ладонь Альгидрасу.
Тот неуверенно шагнул вперед.
— Иди-иди. Не робей.
Альгидрас подошел к женщине и коснулся протянутой ладони. Милонега провела свободной рукой по его волосам, взъерошивая мокрые пряди.
— В доме будешь, пока не обсохнешь, — произнесла она, и ни Альгидрас, ни Миролюб не решились возразить.
— Сколько тебе весен?
— Девятнадцать, — сипло ответил Альгидрас, точно у него сел голос.
Я с замиранием сердца ждала расспросов об острове хванов. Несмотря на то, сколько раз мы возвращались к этому вопросу, мне казалось, что эта тема никогда не станет для Альгидраса безболезненной. Я почувствовала, как все тело напряглось в нестерпимом желании шагнуть вперед и коснуться его руки, защитить от боли. Альгидрас нервно повел плечом, и я вдруг поняла, что это напряжение не только мое. Оно и его тоже. Он так же ожидает вопросов.
— Как твое имя?
— Олег.
— А как нарекла тебя мать?
— Я не знал матери. Отец нарек Альгидрасом.
Я ощутила иррациональное волнение. Это был первый раз, когда Альгидрас произнес свое настоящее имя. Оно звучало не так, как его произносила я. Чуть мягче. А на звуке «ль» словно ручей перекатывался по камням.
— Красивое имя, — произнесла Милонега, вновь касаясь волос Альгидраса. — И мальчик ты красивый. Чужеземной красой. Садитесь за стол. Пироги стынут, — тяжело опершись на руку сына, она первой направилась к своему месту.
Альгидрас поколебался мгновение и все же протянул руку Добронеге, правую, забинтованную. Та осторожно приняла его руку и спросила негромко, указав глазами на повязку:
— Что там?
— Обжег. Несильно.
Я нервно усмехнулась, вызвав удивление Миролюба, который подошел ко мне, чтобы проводить за стол. Я поднялась со скамьи.
— У тебя рука холодная, — поделилась я наблюдением.
— Застыл, — улыбнулся Миролюб одним уголком губ, а потом вдруг наклонился ко мне и прошептал на ухо: — Согреешь?
Я шарахнулась в сторону, вызвав у него веселый смех. Он ведь пошутил? Однако уверенности не было, потому что утреннее напряжение уже исчезло с лица княжича, а в глазах поселились лукавые смешинки. Нашел место для заигрываний!
Милонега усадила Альгидраса между собой и матерью Радима. Я сидела по левую руку от Добронеги. Миролюб — по правую от матери. И я, признаться, была очень рада, что нас с ним рассадили так далеко. Его неожиданная игривость настораживала. А еще так я могла спокойно поглядывать в сторону Альгидраса, потому что сидела с самого края и не было ничего странного в том, чтобы поворачиваться в ту сторону и смотреть на всех собеседников разом. Поэтому я могла без помех наблюдать за тем, как нервно скользят его пальцы по вышитой скатерти, как он нерешительно то обхватывает кружку с медовым отваром, то убирает руку, так и не отпив. Наконец Милонега первой сделала глоток из своей кружки и покачала головой: