– Милая моя принцесса, – тепло промолвил Всезнайгель, – если его высочество не хочет иметь с нами дела – мы уйдем. А если разум все же победит его гордыню, то он поймет, что друзей ближе нас с бароном у вас, увы, нет.
– Петер? – тихо спросила Златовласка.
– Рассказывай, – выдавил принц, не отнимая рук от лица.
– Зеркало разбила я, – призналась Катринель. – Ума не приложу, как это случилось, но отпираться бессмысленно. Мы с Петером танцевали в тронном зале. Сходились, кружились, снова расходились. Я оступилась и… Мы страшно испугались. Чуть ли не навязанная невестка разбивает ценность фамилии! Представляете реакцию короля Томаса? Петер бы взял вину на себя, только Томас обязательно выбил бы из нас правду…
– Понимаю-понимаю, – закивал Тилль. – И где вы нашли замену?
– Придворный лютнист. Он как раз играл во время нашего танца. Видя наш ужас, он предложил помощь. Его брат оказался стекольщиком. Он и изготовил фальшивку.
– А где был король? – поинтересовался Лавочкин.
– Охотился. Его не было несколько дней. Мастер успел.
– Еще бы он не успел, – невесело усмехнулся Всезнайгель. – Зеркало наверняка сделали заранее. Пойдемте, Николас. Мы, конечно, опоздали, но…
– А как же мы? – почти взмолился Петер.
– Можете на нас положиться, принц, мы вас и Катринель не выдадим, – заверил его Тилль.
– Как звали музыканта? – спросил Коля.
– Не помню, – растерялась девушка.
Рядовой Лавочкин в очередной раз удивился своей способности читать мысли. Принцесса действительно не могла извлечь из памяти имя лютниста, но оно там было.
– Спасибо, это Ларс, – сказал солдат.
Он и колдун покинули Златовласку и Петера, оставив их в недоумении.
Шагая по коридору, Всезнайгель отчитывал спутника:
– Николас, я ведь вас предупреждал. Не козыряйте своим талантом. Теперь бедняжка Катринель будет мучительно вспоминать, о чем она при вас думала. Более того, она станет избегать встречи с вами, боясь ваших способностей. Поставьте себя на ее место. Мы легко можем сдержаться и не сболтнуть лишнего, но попробуйте-ка не думать лишнего!
Коля покорно молчал. «Елки-ковырялки, я ж не выпендривался, – размышлял парень. – Просто торопился… А этот дар, он так ускоряет поиск нужного, вот я и… Нет, Лавочкин, ты кретин!»
– Хорошо, Тилль, я все понял. Большие возможности расхолаживают. Буду следить за собой, – сказал Лавочкин перед дверью королевских покоев.
Томас Бесфамиллюр вышел навстречу гостям:
– Пойдемте завтракать.
Спустя три минуты монарх, вальденрайхский колдун и рядовой сидели за столом.
– Ваше величество, – обратился к Томасу Всезнайгель, – мы провели собственное расследование и настоятельно рекомендуем вам объявить поиск лютниста по имени Ларс, а также его брата – стекольных дел мастера.
– Начальник моей стражи уже сделал это, господа, – ответил король. – Вчера мы еще раз обсудили все, что происходило в последние полтора года, мне представили список покинувших дворец людей, и я захотел поговорить с несколькими из них. В том числе и с музыкантом. Он ушел, хотя имел здесь весьма немаленькое жалованье. Подозрительно, не правда ли? Кстати, по нашим данным, у него сроду не было никакого брата. А вот как натолкнулись на Ларса вы?
– Очень сложная волшебная техника, ваше величество, – сказал Тилль. – Николас Могучий не спал всю ночь, погрузив свое сознание в прошлое, а я скромно следил за его телесной оболочкой.
У Коли чуть лицо не вытянулось от такой новости. «Только что отругал меня за хвастовство, а теперь сочиняет про меня небылицы!» – удивился парень.
– И теперь вы знаете, как все случилось? – спросил монарх.
– Конечно. Лютнист подменил ваше зеркало другим. У шпиона были сообщники. Я от всего сердца советую вам тут же распространить эту информацию через глашатаев и посредством слухов. Зеркало было нарочно завороженным, простые зеркала безопасны, заговор раскрыл наш скромный друг Николас, а музыкант объявлен в розыск.
Томас надолго задумался, переводя взгляд с колдуна на Лавочкина и обратно. Коля помимо воли уловил обрывки мыслей Бесфамиллюра. Тот решал, станет ли вальденрайхский барон Николас знаменем борьбы Наменлоса с Черным королевством. Затем солдат почувствовал, что в душе монарха поднимается волна уважения к уму Всезнайгеля.
Наконец, Томас нарушил молчание:
– Да, герой, прославившийся как победитель Повелителя Тьмы, идеально подойдет на роль, которую вы ему приготовили, господин колдун.
– К списку побед барона добавились подвиги, ваше величество. Но об этом, наверное, лучше поговорить с начальником вашей стражи.
– Согласен.
Парень впервые присутствовал при столь прямом обсуждении его персоны, причем даже не персоны, а имиджа, словно Коля был каким-нибудь певцом или кандидатом в депутаты. Он находил в этой ситуации нечто постыдное и мерзкое.
– Прошу извинить, – сказал Лавочкин, вставая из-за стола. – Мне нехорошо.
Уже за дверью до него донеслась чуть насмешливая, но проникнутая симпатией мысль короля: «Молодо – зелено».
«Странно, – подумалось рядовому, – я еще ни разу не слышал мыслей Тилля Всезнайгеля».
Солдат тут же переключился и стал обмозговывать свое место в военном шоу-бизнесе. Коля был чертовски совестливым парнем, его придавило ощущение ответственности, взваленной на него колдуном.
Знал бы Лавочкин, что Иоганн, брат Тилля, уже запустил похожую «рекламную кампанию» в Дриттенкенихрайхе, он провалился бы от приступа сверхскромности. До сего момента рядовой действовал, не заботясь о том, что говорит о нем народ. Он уже пережил приступ популярности, когда стал самым известным рыцарем Вальденрайха, чемпионом турнира и мастером серенады. Но шумиха вокруг его имени прошла мимо Коли, ведь он просто не догадывался об ее масштабах.
Сейчас же он присутствовал при расчете пропагандистской акции.
– Вот и научи старшего товарища слову «пиар», – пробормотал парень.
Он заставил себя подумать о другом: «Интересно, как там Палваныч?»
К вечеру прапорщик и графиня пролетели приблизительно до середины Драконьей долины. Стало смеркаться, и Хельга аккуратно посадила ковер возле каменных руин, образовывавших подобие амфитеатра.
Оставив подругу снаружи, Дубовых отправился на разведку. Теперь он не расставался с автоматом. Палваныч пробрался между валунами и увидел арену и двенадцать драконов, лежавших на гранитных плитах. Ящеры о чем-то спорили, то и дело выражая несогласие ударами хвостов о камни.
– Что дальше, уважаемые коллеги-старейшины? – пророкотал дракон, находящийся в центре.
– Я по-прежнему склоняюсь к тому, чтобы позволить людям самим решать свои проблемы, – ответил крайний справа ящер, скорее всего, самый молодой.
Его чешуя изумрудно переливалась в сумерках.
– Мы ходим по кругу, – степенно проговорил крайний слева, более старый. – Двуногие слишком увлеклись пограничной магией и вмешательством в ткань миров.
Один из драконов, лежавших далеко от ниши Палваныча, хлестнул гранит исполинским хвостом:
– Армия агрессоров остановлена. Она мерзнет. Дальше нет хода. Предлагаю поддерживать ситуацию в том же состоянии.
– Нет-нет. – Крайний слева поднял голову и покачал ею. – Зима не вечна. К тому же неумение терпеть может подтолкнуть людей к более опасным шагам.
– А что нам скажет Гроссешланге? – спросил правый змей.
Все обратили взоры на дракона, покоящегося чуть поодаль, – старого ящера с поблекшей желтой чешуей. Он приоткрыл янтарные глаза, выдохнул облако дыма и вымолвил брюзгливо:
– Завтра будет теплее.
Бледные веки вновь опустились. Воцарилась тишина.
– Кхе… – тактично кашлянул самый зеленый дракон.
Гроссешланге безмолвствовал.
– Хорошо, – произнес центральный змей. – Значит, наступление армии големов продолжится. Я заглядываю в будущее и признаю: пока мы все делаем правильно.
Кто-то поддакивал, несколько ящеров недовольно шипели.
Прапорщику почудилось: говоря последние слова, дракон смотрел не куда-нибудь, а прямо на него. Палваныч решил, что услышал достаточно, и ретировался.