– Я с удовлетворением вижу: не один я бодрствую в моей столице, – смеялся Лев.
Гуннар сразу же заметил, что в комнате этериарха все спокойно. Кроме их начальника, двух дежурных у дверей и арестованного недавно перса, – никого и ничего. За парчовыми портьерами пусто, засады нет. Значит, заговора не было.
Гуннар увидел кинжал на столе.
– Чей? – шепотом спросил он у дежурных стражников.
Стражники повалили араба на колени перед василевсом.
– Его, – ответил один из них, ткнув пальцем в спину Абу Халиба.
Абу Халиб знал язык варягов, но не понял, о чем была речь. Но, кажется, уже понял, что в комнату к этериарху тем же путем, что и он, Абу Халиб, попал сам василевс.
– Кто это? – заинтересовался Лев, показав на спину, в которую один из стражников только что ткнул пальцем.
– Арестованный владелец вот этой вещицы, – ответил этериарх.
Лев рассматривал поданные ему рубины. Кивнул в сторону перса:
– Где вы его взяли?
– На площади Августа. Гулял. Шпион, прикидывающийся поэтом.
– Ты пишешь стихи? – спросил Лев Абу Халиба. Сам-то василевс был сочинителем, все это знали. Похоже, он решил устроить проверку.
– Позволь, государь, показать тебе поэзию, скрытую в этой вещи, – попросил перс. И протянул руку за кинжалом.
Наступила тягучая тишина. Масляные огни, рвущиеся от прерывистого дыхания людей, постепенно стали совсем ровными, вытянулись по вертикалям.
– Пусть покажет! – Лев передал кинжал этериарху.
Начальник стражи подошел к Абу Халибу так, чтобы не повернуться к василевсу совсем спиной, но чтобы загородить государя от перса. Стражники нависли над Абу Халибом.
Абу Халиб, стоя на коленях, взял свой кинжал правой рукой за лезвие, острием к груди, а пальцами левой руки – за рукоятку. Он словно пересчитывал на ней рубины, и тут рукоять постепенно стала отдаляться от груди Абу Халиба, а конец лезвия оставался на месте. Клинок вытягивался: щелкнув раз и другой, он оказался втрое длиннее прежнего, но одинаково остр по всей длине. Переходы от одной трети клинка к другой были едва различимы. На потайной части выдвижного лезвия змеились письмена – арабская вязь, похожая на смерч из знаков препинания.
– Вот здесь я ношу свои мысли. – Абу Халиб отдал кинжал этериарху. Тот, подзадержав у себя в руках, передал кинжал Льву.
– Затейная вещица, – хмыкнул василевс.
– Слепой мастер, наверное, делал, – прошептал Гуннар.
– Ты его знаешь? – удивился Абу Халиб.
Гуннар пожал плечами:
– Самое хитрое оружие обычно делают слепые мастера.
– Откуда кинжал? – проговорил Лев.
– Из Антиохии, государь.
– Прочти, что на нем написано.
– По-арабски?
– Переведи сразу на язык ромеев.
– Здесь высечена только одна строка. Я прочту все целиком:
– Теперь скажи это по-армянски. – Отец Льва был армянин.
Абу Халиб перевел. Стихи остались стихами.
– Теперь на языке моих варягов.
Абу Халиб сказал, причем так, как принято у скандинавских скальдов, – слово в стихах заменялось двумя-тремя: например, «кошелек» он назвал «желудок для золотых лепешек», а «кубок» – «кошелек вина»…
По варягам было видно: перевод им понравился.
– Похоже, что ты не шпион, прикидывающийся поэтом, а поэт, прикидывающийся шпионом, – сказал Лев.
Половина свечей погасла от хохота (василевс пошутил!)…
– Я куплю… эти стихи. – Лев покачивал кинжал, держа его пальцами за самый конец клинка.
– Я был бы счастлив подарить… – хрипнул перс.
Лев недоуменно поднял глаза на этериарха.
– Василевс сказал: куплю, – твердо и тихо изрек тот.
– Цену назначит Мраморная Рука, – добавил Лев и повернулся к выходу. Этериарх – за ним, сопроводить до постов первого пояса внутренней стражи.
Еще одно происшествие той же ночи