— Это, ваше превосходительство, на Разгуляе. Аккурат против церкви Богоявления.
Яковлев был счастлив помочь его превосходительству и в воскресенье к трактиру явился с самого утра. Трактир был еще пуст. Яковлев подождал у трактира, пока подошли Иван Баринов и Николай Васильев; все трое вошли в трактир и сели за столик. Васильев сел на диване у стенки, а Баринов с Яковлевым на стульях.
Трактирщик не успел еще чай им подать, как в трактир ввалились пятеро одетых в купеческое платье жандармов. «Купцы» устроились за соседним столиком и пока вели себя мирно. Но вдруг Николай Васильев, наблюдавший за ними, тихо сказал:
— Вот что, пойдемте с вами в другое место.
И уж было поднялся первым. Но поднялись и «купцы», остановили Васильева и потребовали, чтобы все оставались на своих местах. Не прошло и минуты — явились полицейские в мундирах. Баринова, Васильева, для виду и Якова Яковлева объявили арестованными. Один из полицейских сел писать протокол.
С Васильевым было два изрядных узла со свежевыстиранным женским бельем, часы металлические и денег шестьдесят с лишним рублей.
Васильев сказал, что паспорта не имеет, но назвался правильно: Николай Васильев, крестьянин Московской губернии, Дмитровского уезда, деревни Высоковой. Где проживает в Москве? Да где придется. Постоянного жительства пот. Был одно время садовником на фабрике Турне, там жил в сторожке. Сейчас занимается тем, что покупает и продает старое белье. Еще сказал, что неграмотный, ни читать ни писать не умеет.
31 марта Николая Васильева допрашивал жандармский майор Нищенков. Присутствовал на допросе товарищ прокурора московского окружного суда Кларк, худой, подтянутый, в высоком крахмальном воротничке, с маленькой эспаньолкой.
— Вы в каком месяце прекратили работу садовника?
— Откуда ж я знаю, ваше благородие. Я человек неграмотный. Даже не знаю, какой сейчас месяц.
Играл роль темного дурачка.
— А вел разговоры насчет того, чтоб господ с крестьянами уравнять? Признайтесь.
— Да разве такое возможно? — удивился Васильев. — Не, ваше благородие, я таких разговоров не вел.
Так ни разу и не сорвался с роли дурачка-простачка. Сколько ни допрашивали его, повторял все то же. Дали подписать протокол; Николай Васильев попыхтел, попыхтел — нарисовал нетвердой рукой три креста.
Взяли его под стражу, посадили в отдельной камере при городской полицейской части.
Так Николай Васильев навсегда расстался со свободой.
Джабадари, когда узнал об аресте Николая Васильева, сказал, что следовало бы оставить квартиру на Пантелеевской в доме жены сенатского регистратора Корсак.
— Боюсь, Софья Илларионовна, подберутся жандармы к нам. Хорошо бы переехать с Пантелеевской.
— Да о нас и не пронюхали даже, Иван Спиридонович. Васильев не выдаст, уверена. Баринов тоже. Остальные нашего адреса знать не знают. Можно и собираться на Пантелеевской, и приют людям давать.
Так и не переменили квартиру. Члены «Всероссийской социально-революционной организации» продолжали там собираться и все еще только поговаривали, что пора ехать их представителям на периферию — создавать кружки. И все сидели в Москве.
Глава восьмая
От Дарьи, жены Николая Васильева, поначалу тщательно скрывали адрес на Пантелеевской улице. Потом скрывать перестали, и Дарья стала захаживать к бывшим пансионерам. В воскресенье 29 марта она напрасно ждала мужа к обеду, не явился он и к ужину и даже ночевать не пришел. Такого еще не случалось с ним. В понедельник решила отправиться на Пантелеевскую — не там ли ее Николай, виданное ли дело, чтоб муж продал.
В двух шагах от Пантелеевской встретила Георгиевского.
— Ты куда, Дарьюшка?
— Да вот иду узнать, не там ли мой Николай. Вчерась ушел, до сих пор нету. Это что ж такое выходит, скажи на милость?
— Да ты что, ничего не знаешь?
— А чего? — спросила и похолодела от дурного предчувствия.
Василий сообщил ей, что еще вчера утром Николая Васильева взяла полиция в трактире на Разгуляе.
— Сидит Николай.
В дом Корсак Дарья вбежала заплаканная, трудно дыша от волнения. Встретил ее Джабадари. Дарья, захлебываясь в слезах, и слова не могла выговорить.
Вышла к ним Бардина, принялась утешать, успокаивать Дарью, Джабадари ей денег давал, все уговаривал уехать на родину. Но Дарья ничего не слышала, ни на что не давала ответа, и Бардина объявила, что не отпустит ее от себя.
— Останешься с нами. Ночуй пока здесь.
Бардина ввела ее в комнаты, помогла раздеться, а Джабадари в это время совещался с другими членами организации. Пусть Дарья сходит в жандармское управление, пусть назовется двоюродной сестрой Николая Васильева, попросит свидания с ним, разузнает, за что арестован.