Алексееву предложили сесть по другую сторону нищенковского стола. Жандармы, привезшие его, вышли.
— Мы знаем, Алексеев, что вы человек неглупый.
— Возможно.
— Даже человек умный, можно сказать.
— Приятно слышать.
— Как умный человек, вы, разумеется, понимаете свое положение. И, разумеется, желали бы улучшить его.
— Да ведь и вы, господин офицер, наверное, желаете улучшить свое положение, как я понимаю.
Пищенков даже раскрыл рот от неожиданной дерзости Алексеева. Собрался было накричать на допрашиваемого, пригрозить ему, наказать. Но встретил умиротворяющий взгляд прокурора Кларка и сдержал себя. Кларк жестом предложил ему продолжать допрос.
— Я имел в виду, — подавляя свой гнев, проговорил Нищеиков сквозь зубы, — дать вам понять, Алексеев, что честным признанием вы можете облегчить свою участь. Скажите, на каких фабриках вы работали в Петербурге?
— На разных.
— На каких именно? Назовите их в том порядке, в котором вы в них нанимались.
— Вот этого сказать не могу.
— Не можете или по хотите?
— Не желаю.
Нищенков переглянулся с Кларком.
— Ну что ж. Тогда перейдем к Москве. Ведь до того, как вы поступили на фабрику Тимашева, вы работали на других фабриках? Не так ли? Назовите, на каких именно вы работали?
Алексеев на минуту задумался: стоит ли говорить о времени до поступления к Тимашеву? Сказал, что будто поступил к Тимашеву тотчас по прибытии из Петербурга в Москву.
— Вот как? Но у нас имеются сведения, опровергающие ваши показания, Алексеев. Не забывайте, что дата вашего поступления к Тимашеву записана в бухгалтерских книгах фабрики.
— А я в этих книгах не рылся, господин офицер.
Нищенков снова посмотрел на Кларка, сделавшего ему знак продолжать.
Жандармский майор спросил, признает ли Алексеев книги, найденные при обыске на фабрике Тимашева в шкафчике возле его станка, своими?
— Признаю.
— Где вы находились с момента ухода с фабрики?
— Где придется. Постоянного места жительства не имел. — Подумал и добавил: — Искал себе комнату.
— Так-с. Искали комнату, Алексеев. А как и почему вы оказались в квартире Софьи Илларионовны в доме Корсак на Пантелеевской улице?
— Да вот потому и оказался там. Искал комнату. Указали на флигелек во дворе. Мол, сдается. Я и вошел.
— И ни с кем из находившихся там ранее не были знакомы?
— Одного человека знал. Пафнутия Николаева. Мы из одной деревни. Не успел спросить его, как он здесь очутился, — жандармы и генерал…
— Допустим… А на фабриках Тюляева или Рошфорда вы запрещенных книг не распространяли?
— Да я не знаю, какие это запрещенные, какие нет…
— А Николай Васильев знаком вам?
— Николай Васильев? Знал его раньше, давно, еще когда до Петербурга в Москве работал. В нынешнем году повстречался с ним однажды в трактире.
Знал ли Алексеев Ивана Баринова? А Якова Яковлева? А Дарью Скворцову? А Ефрема Платонова?
— Нет, господин офицер, этих не знаю, ничем не могу вам помочь.
Нищенков написал протокол допроса и дал прочесть Алексееву.
— Подпишитесь.
Алексеев поставил подпись: «Крестьянин Петр Алексеев».
Тогда ему объявили, что по постановлению прокурора Кларка он подвергается одиночному заключению в Рогожском полицейском доме. Нищенков протянул ему письменное постановление прокурора, предложил подписаться под ним.
— Под этим подписываться не буду.
Алексеева отвезли в Рогожский полицейский дом, в камеру чуть побольше камеры Пугачевской башни в Бутырском замке.
Майор Нищенков через час уже докладывал генералу Воейкову о допросе Петра Алексеева.
Воейков в свою очередь доложил о нем генерал-лейтенанту Слезкину, тот приказал произвести «негласное дознание об Алексееве» в деревне Новинской.
— Прикажите одному из приставов Сычевского уезда дознаться на родине Алексеева, что он собой представляет, что известно о нем в деревне Новинской.
Ровно через десять дней после этого пристав второго стана Сычевского уезда Смоленской губернии прислал свое донесение о произведенном в Новинской дознании.
Результаты дознания были очень скудны. В девять лет Алексеев ушел из деревни на заработки в Москву и с той поры раза два или три приезжал домой на кратковременную побывку.
Ах, так? Стало быть, приезжал домой! Воейков распорядился произвести тщательный обыск дома, в котором родился Петр и где он после бывал.
Обыскивать приехали из губернского города Смоленска товарищ прокурора Рахальский и жандармский капитан Вульф.