Вошел жандарм и предложил заключенным строиться в пары. В том же порядке, в каком вели их сюда, их повели в зал суда. Зал — большой, двухсветный, с балконом для публики над длинным судейским столом, с огромным во весь рост портретом Александра II в шинели. За столиками — прокурор, многочисленные защитники, на стульях перед судом — «избранная» публика. Впрочем, среди «избранных» — родственники обвиняемых: сестра Лидии Фигнер — Вера, кузина Здановича, брат Джабадари. На балконе народ попроще, но и там Алексеев заметил две или три студенческие тужурки.
Подсудимых ввели за перегородку по правую сторону от стола судей. Шестнадцать женщин уже сидели на передней скамье. Все они обернулись, когда вошли мужчины. Плотно сжатые губы Софьи Бардиной разжались, она улыбнулась, встретившись взглядом с Петром. Было неподвижно вызывающе гордое лицо Ольги Любатович в синих очках. Чуть кивнула головой трогательно-красивая Лидия Фигнер. Три сестры Субботины выглядели так, словно сидели не в суде на скамье подсудимых, а на скамье университетской аудитории в Цюрихе.
Но среди девушек было несколько незнакомых.
Алексеев их видел впервые.
Он занял место на скамье в последнем ряду. Вскоре его внимание привлекли почетные гости суда — старики в мундирах, расшитых золотом, с бриллиантовыми украшениями.
Джабадари узнавал многих из них — запомнил по фотографиям, напечатанным в разных журналах. На ухо объяснял Потру:
— Вот тот, что сел крайним, толстый, — это канцлер, князь Горчаков. Рядом с ним министр юстиции граф Пален. А вот тот, с красноватым носом, — принц Ольденбургский… Ничего себе публика пожаловала на наш суд!
— Прошу встать! — прозвучал в зале голос. — Суд идет!
Председательское место в центре стола занял сенатор Петерс — череп голый, длинное продолговатое лицо, глаза холодные, недобрые.
Сенатор Тизенгаузен и сенатор Хвостов — члены суда, оба с бакенбардами, у Тизенгаузена — жиденькие и рыжие, у Хвостова — полуседые, пушистые. Рядом еще три члена суда — сенаторы Ренненкампф, Похвистнев и Неелов.
Позади сенаторов — сословные представители: предводители дворянства, городской голова, волостной старшина.
Началась перекличка доставленных в суд подсудимых. Все налицо. Судьи, однако, перешептываются о чем-то, и чтение обвинительного акта не начинается. Сенатор Петерс обращается в сторону сидящей перед ним избранной публики и предлагает начатьпроцесс в несколько измененном порядке. Ввиду большого числа подсудимых, а также ввиду того, что они совершали свои преступные акты в различных пунктах Российской империи, есть предложение разделить их на группы и дело каждой группы слушать отдельно. Угодно ли сторонам высказаться по этому поводу?
Прокурор Жуков нашел предложение целесообразным и согласился с ним. Защита возражала против разделения подсудимых на отдельные группы, но ничем не обосновала свое возражение. Поднял руку и попросил слова Иван Джабадари.
— Господа судьи. Что касается нас, подсудимых, то мы нисколько не возражаем против того, чтобы нас разделить на группы и каждую группу судить отдельно. По из розданного пам обвинительного акта мы уже знаем, что обвиняемся все в принадлежности к одной и той же организации. Поэтому подсудимые настаивают, чтобы в случае принятия предложения разделить на группы прокурор отказался от обвинения нас в принадлежности всех к одной и той же организации и чтобы каждого судили за отдельные, только ему принадлежащие действия!
Защитник Спасович одобрительно посмотрел на Джабадари и улыбнулся ему: «Молодец!»
Слова Джабадари явно смутили и прокурора, и суд. Возражать по существу — невозможно. Но не брать же назад обвинение в том, что все подсудимые — члены общей революционной организации.
Петерс пошушукался с Тизенгаузеном и Хвостовым и сказал во всеуслышание, что предложение разделить подсудимых на группы отклонено судом.
Суд приступает к слушанию дела.
Приступили к чтению обвинительного акта, уже хорошо знакомого каждому подсудимому. Это было долгое утомительное чтение. Подсудимые перешептывались.
Поздно вечером секретарь закончил чтение. Петерс объявил перерыв до завтра.
На другой день, 22 февраля, каждому пришлось отвечать на один и тот же вопрос: признает ли себя виновным?
Большинство отвечало: «Не признаю».
Джабадари виновным себя не признал. И добавил: «Показаний рабочих о моей вине в деле нет!»
Софья Бардина на вопрос Петерса ответила: