Щепилло с Сухиновым отправились разыскивать Ланга, потому что упрямый хохол своими глазами хотел убедиться в его исчезновении. Кузьмин с Шутовым ушли поднимать роту. Соловьев — освобождать арестантов. Он долго возился с засовом, руки тряслись, липкая испарина на лбу проступила. «Спокойнее, барон, спокойнее! — уговаривал он сам себя. — Это тебе не на плацу в солдатиков играть. Это — дело!» Справившись с засовом, ворвался в комнату, увидел разбитое стекло; и понуро сидящего на кровати Матвея Муравьева.
— Где Сергей Иванович?!
Матвей, не поднимая головы, указал пальцем на окно.
Гебель недолго был в забытьи. Он очухался быстро, крепкий телом был мужик. Да и раны неопасные. Два, нанесенных в спешке, в угаре ненависти, скользящих удара штыком да многочисленные тумаки — только и всего. Он, покачиваясь, поднялся и вывалился на пустой двор. Подумал в отчаянии: «Где Ланг, где жандармы? это бунт! — о, милосердные боги!» И тут увидел перед собой Сергея Муравьева с яростным, незнакомым лицом. С ружьем в руке. Муравьев, выпрыгнув из окна, только что вырвал ружье у пытавшегося задержать его часового. Мгновение подполковники вглядывались друг в друга. Гебель шевельнул спекшимися губами, хотел что-то сказать, попросить, не успел: точным ударом приклада Муравьев сбил его с ног. Гебель, рыча, перекатывался по снегу. Примчался Соловьев, заслонил собой Гебеля:
— Оставьте, Сергей Иванович, вам после будет нехорошо!
Муравьев отдал ему ружье покорно. Сказал:
— А ты в перчатках думал с ними сражаться?
Соловьев, поддерживая Муравьева за талию, повел его в избу.
Гебель не умер. Смерть от него отказалась в день суда. С разбитой головой, пускающий ртом алые пузыри, хромая, он вышел за ворота и упал посреди улицы. Михей Шутов, идущий доложить, что рота ждет команды, увидел лежащего поперек дороги Гебеля, подошел, постоял над ним. Сказал надсадно, обернувшись к сопровождавшим его солдатам:
— Царство ему небесное, сдох! Отнесите его, ребятки, за деревню, чего ему здесь валяться. Бросьте на виду. Кто-нибудь похоронит.
Солдаты положили его на краю села у обрыва. Гебель очнулся еще до пути, пока его несли, но сразу сообразил, что безопаснее быть мертвым. Подождал, пока солдаты ушли, перевернулся и сполз по скату на дорогу. Вскоре он увидел идущего по дороге солдата. У Гебеля не было выхода, и он солдата окликнул. Тот подошел, встал поодаль. Гебеля он признал и, кажется, ничуть не удивился тому, что командир полка валяется на снегу, окровавленный и избитый.
— Из какой роты, братец? — слабым голосом спросил Гебель.
— Из роты его благородия поручика Кузьмина.
— Верен ли ты царю и присяге? Или со злодеями заодно?
На бледном, изможденном лице солдата отразилась трудная работа мысли.
— Верен, ваше высокоблагородие, — ответил он, подумав.
Через полчаса Гебель на санях был отвезен в дом управителя, перевязанный, упакованный в бинты, как шелковичный кокон. Всего Гебель получил тринадцать ран и лишился нескольких пальцев на обеих руках. Четыре месяца проведет он в постели и встанет из нее героем, не пощадившим живота своего во спасение царствующего дома.
Муравьев, узнав, что Гебель исчез и неизвестно толком, жив он или убит, неожиданно разъярился. Это состояние было для него новым. Долго сдерживаемое напряжение потребовало выхода. Он метался по комнате, нагрубил брату, который с момента ночного ареста был словно в экзальтации и каждую, самую обыкновенную фразу произносил как бы принудительно, с отвращением к ее смыслу. Тут как раз явился за распоряжениями Сухинов.
— Это вы, вы!.. — закричал Сергей Иванович.
— Да, это я, — благодушно согласился Сухинов.
— Это вы упустили и Ланга и Гебеля! Вы понимаете, что сейчас они, вполне вероятно, уже несутся в штаб армии?!
— Гебель вряд ли несется. Скорее уж ползет.
Муравьев уставился на Сухинова округлившимися глазами.
— Вы находите в моих словах повод для острот? Извольте немедленно пойти и доставить Гебеля сюда! Живого или мертвого!
Сухинов поклонился и вышел. Постоял на крылечке, поглазел по сторонам. Улица была пустынна, как будто жители в одночасье покинули деревню. А денек разыгрался на славу, с солнышком, со стоячими дымами над избами. Эти дымы свидетельствовали о том, что жители все же никуда не исчезли и даже заняты приготовлением пищи, но на улицу выйти опасаются. Сухинов пошел вдоль села, держась вне досягаемости окон, откуда за ним мог проследить Муравьев. Набрел на какой-то вроде бы ничейный сарай, а за сараем с подветренной стороны широкий деревянный брус прислонен, словно специально для Сухинова, чтобы он тут отдохнул и покурил. Сухинов так и сделал, смахнул полой шинели снежок с доски, расположился поудобнее и достал кисет.