Сухинов угостил солдата табачком.
— Ну, расскажи, Алеша, как ты тут?
Рассказ Пятина был недолог. Не о чем особенно рассказывать. Работают, копошатся, как черви в гнилье, мрут в вонище и боли. Кто от работы и голода пухнет, а кто и так пропадает, неизвестно куда и как. После такого, как сегодня, пьяного воскресенья, глядишь, пятка человечков и не досчитаются утром. Кого найдут с проломанной башкой, кого и нет. Ходят ли в бега? Ходят, как не ходить. Но это не от ума, от отчаяния. Что-то не слыхать, чтобы кто-нибудь удачно ушел. Тайгу нахрапом не возьмешь. Там — зверь дикий и человек лютый. За голову беглого награду дают. Небольшую, конечно, большую-то не за что, а все же кому-то в хозяйстве приварок.
— Ну и что же теперь, никакого выхода нет? — спросил Сухинов. Пятин улыбнулся застенчиво. Он ответил так:
— Вы меня вспомнили, Иван Иванович, за то спасибо! Так и я ведь вас не забыл. И доброту вашу помню, и отчаянность. Может, такой, как я, и сгнил бы безответно, мы к этому сызмала приучены, а уж вы терпеть не будете, нет. Я понимаю. А за вами бы и я рад потянуться, ежели чем могу помочь. Говорите без опаски, Иван Иванович. Крест на мне, и совесть я не пропил.
Сухинов не стал таиться. Первый раз он делился своим планом с посторонним, причем с человеком, смыслящим в военном деле. Воодушевился, говорил запальчиво, со всеми подробностями. Когда кончил, будто гору с плеч свалил.
— Ну, как думаешь, Алексей, возможно это?
Ответ Пятина ничего не менял. Сухинов знал, что теперь не остановится до самого конца. Сто мудрецов не смогли бы отговорить его от задуманного. И все же ему очень хотелось услышать слова поддержки от этого спокойного, неторопливого человека. И он их услышал.
— Поднять и захватить рудники — дело не очень трудное, — сказал Пятин. — Вы только сигнал дайте и ни о чем не беспокойтесь. А вот как дальше пойдет… да что там. Хотя бы и напоследок, а глотнем волюшки. Хуже нынешнего не будет.
— Не боишься?
— Наши страхи позади, Иван Иванович. Было бы дело.
— Ну тогда через месяц-полтора жди весточки.
Солнце уже соскальзывало за дальнюю кромку тайги, когда Сухинов двинулся в обратный путь. На расставание Пятин оделил его дорогим подарком. Сухинов попросил у него какую-нибудь железку для обороны. Пятин принес кинжал — настоящий, со слегка изогнутым лезвием, — в тряпочных ножнах.
— Ну, брат! — ахнул Сухинов. — Откуда?
— Есть умельцы, могут снабдить при нужде.
— И много у вас таких?
— Таких немного, а кое-кто найдется.
«Хорошо сходил, — думал Сухинов, возвращаясь. — Уж так удачно сходил, лучше некуда. Рассказать бы тебе, Вениамин, то-то бы ты изумился. Погоди, будет срок, все узнаешь. Каторжники! И мы с тобой, любезный друг, тоже каторжники». Он частенько мысленно обращался и к Соловьеву, и к Саше, а то и к покойным Муравьеву и Бестужеву, спорил с ними со всеми — они его не понимали. Но он их и не хотел переубедить, а хотел лишний раз в себе увериться. Он отлично понимал, в таком опасном предприятии его зачинатель должен быть абсолютно уверен в себе. Отсомневайся до начала дела, а уж после не зевай, зря не оглядывайся. Промедление погубило Черниговский полк, именно промедление.
От полноты настроения, чтобы как-то излить печаль и восторг, охватившие его душу, Сухинов запел тягучую казачью песню, какую певал его отец по праздникам. Не под шаг песня, но все же легче идти, сердце отмякает, отогревается. Он заметил, что сбоку, прячась за деревьями, как тать, опять крадется волк, может и давешний. До рудника еще было далековато, не меньше часа ходу. И сумерки быстро сгущались. Он поудобнее переложил кинжал, поласкал рукоять пальцами. Есть очень хотелось. Пятин угостил его куском солонины и хлебушком, но то когда было. Быстрая ходьба на морозце отнимала много сил. Он нагнулся зачерпнуть снежку — пососать, попить — и тут приметил, что волк уже не один. Три или четыре серые тени скользили меж деревьев. Бесформенные, неуловимо перемещающиеся пятна. Вдруг сиплый, леденящий кровь вой вспорол тишину, «Нападут!» — подумал Сухинов и прибавил шагу. Он внимательно следил за волками и заметил, как одна тень перемахнула сзади дорогу — волки разделились, окружали. «Правильно, — одобрил их действия Сухинов. — С разных сторон — оно вернее!» Страшно ему не было, он предполагал, что волки могут напасть, но до конца не верил в их свирепую решимость. В апреле они уж не такие голодные, кое-какая живность появилась в тайге, опомнившись от зимней спячки. Волкам было чем поживиться, кроме человечины. «Давай, давай, ребятки, — разговаривал с волками Сухинов. — Крадитесь, охотьтесь, только не забывайте, с кем дело имеете. Человек — это вам не пряник. Вы бы лучше зайчонку где подстерегли. Самое то, что надо. Сколь же вас там прячется, неужто уже пятеро? Не войте, не войте! Так вы, пожалуй, всю округу сюда соберете».