– Омар… – тихо произнес Жёв, когда Хусейн почти подобрался к брату.
Ответа не последовало. Очевидно, Омар услышал старика, но демонстративно проигнорировал его. Он не хотел выглядеть слабым, однако это у него пока слабо получалось. Несмотря на весь свой внутренний стержень, способный выдержать множество сильнейших ударов, Омар не мог порой полностью контролировать себя. Тело его не было таким сильным, как дух (не в физическом смысле, а в эмоциональном), а потому часто лились слезы и возникал ступор.
– Омар… – снова произнес Жёв, рассчитывая достучаться до младшего бен Али хоть с какого-нибудь раза, пока не стало слишком поздно.
Время было не во власти Жёва, который начал догадываться о планах Хусейна. Но направить ружья на арабов майор не мог, поскольку рисковал спугнуть Хусейна и тот спрятался бы за спиной брата. По догадке Жёва, Хусейн должен был вплотную подобраться к Омару, а дальше дело было за последним.
Наконец, обстановка стала настолько напряжена, что, казалось, будто тысячи невидимых стальных нитей обтянули все вокруг, парализовав каждого зрителя. И лишь Хусейн, словно обладавший каким-то сверхъестественным зрением и видевший эти жуткие нити, беззвучно скрипевшие и резавшие тишину, продолжал движение, обходя их с мастерством циркового акробата.
Но больше тянуть было нельзя – риск успеха замысла Хусейна стал слишком велик. Старший бен Али стоял всего в двух шагах от младшего и аккуратно занес руку с кинжалом, надеясь за пару-тройку секунд поднести оружие к горлу Омара и решить все быстро. Увидев в руке последнего нож, Жёв крикнул ему:
– Омар, сзади!!!
На сей раз призыв разбудил бдительность Омара. Сказалось обучение в детстве, сделавшее из него рефлекторную машину. Он одним резким движением всадил нож в шею Хусейна, заставив того застыть на одном месте с единственной мыслью пугающего непонимания. Рука, занесенная для исполнения плана, обмякла, и кинжал упал на землю, издав едва слышимый тупой звук. Вслед за кинжалом рухнул и Хусейн. Омар, не знавший и не видевший, кого де-факто убил, услышав звук падения тела, резко обернулся назад, чтобы посмотреть на несостоявшегося преступника. И увидев – он ужаснулся. Хусейн неподвижно лежал, отчаянно хватая воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Удар Омара пришелся прямо в левую сонную артерию и перекрыл, тем самым, доступ кислорода к головному мозгу. Сознание Хусейна погибало с громадной быстротой. Омар, не думая о последствиях, упал на коление перед братом и резко вытащил нож из шеи, чем спровоцировал выплеск мощной ярко-алой струи крови, обрызгавшей руки и одежду араба. Постепенно красной стала и земля вокруг братьев. Издавая истошный стон, Хусейн успел выпустить изо рта всего два слова:
– Проклинаю тебя…
Сказаны они был по-арабски, но даже так всем был понятен их смысл. После этого старший брат сделал последний слабый болезненный вздох и застых навсегда. Кровь из его шеи еще несколько минут продолжала сочиться, несколько струек текли также изо рта. Хусейн стал единственной жертвой сегодня. Кровавой жатвы не случилось: план Баал-Хаммона провалился.
Глава VI
Миновало три недели после произошедшего инцидента. Первое время Омар совершенно не мог опомниться. Ему постоянно казалось, будто дух его брата не покинул земной мир и следит за ним. Эти мысли душили молодого араба изнутри, не давали ему заснуть. Никто в гарнизоне не хотел теперь иметь дел с Омаром после того, что случилось. Майор Жёв сильно охладел к своему персональному пленнику, будто не замечал мечущегося в страданиях парня.
Как только тело Хусейна остыло, ему отрубили голову и бросили в специально вырытую для него яму на окраине гарнизона. Без опознавательных знаков, без цветов. Даже без земляного бугорка, чтобы была возможность понять, что здесь находится могила. По приказу Жёва могилу сравняли с землёй, будто никого и не хоронили. Омар молча смирился с этим, иначе рисковал повторить судьбу брата. В глубине души своей он жаждал смерти, жаждал встречи с Хусейном, хотел попросить прощения. Но боялся встречи с Аллахом, боялся суда. Это и сдерживало его. Страх. Только страх смерти сдерживал его от безумства. Он ненавидел себя, ненавидел Жёва, ненавидел всех вокруг. Но вынужден был продолжать жить в гарнизоне среди тех людей, которые убили его брата. Он не считал себя виновником его смерти. Пусть он и сделал единственный удар. Смертельный удар. Его заставили обстоятельства, заставил Жёв, заставил сам Хусейн.