Все эти умения каждый солдат полка Жёва обязан был демонстрировать на высшем уровне, не допуская ни малейшей заминки или ошибки. Каралось это по всей строгости. В том числе и с помощью телесных наказаний. Порка плетьми была самым обычным из всех наказаний, что применял старый майор к своим подчиненным. Особенно жестоко карались нарушения, допущенные во время парадов и смотров. Поэтому именно они всегда были самым главным и тяжелым экзаменом для полка. На губе28 сидели очень часто солдаты, допустившие оплошности при несении рядовой службы или не проявившие должного уважения к офицерам. Но всего один раз Жёв разгневался настолько, что приказал солдата, заявившего о некомпетентности майора и поднявшего чуть ли не бунт, поднять на дыбу. Причем наказание исполнялось на том же плацу, по которому сейчас маршировали перед Жёвом солдаты. Заключенного, перед этим испытавшего гражданскую казнь перед своими однополчанами, привели к дыбе на рассвете, согнав весь полк в качестве зрителей. Орудие смерти представляло собою два столба, вкопанных в землю и соединённых перекладиной. Ввиду того, что дыба находилась на плацу, столбы держались при помощи веревок, привязанных к колышкам, вбитых в мощеную площадь. Допрашиваемому связывали руки за спиной и поднимали за привязанную к рукам веревку. Иногда к его связанным ногам прикреплялось бревно или иные грузы. При этом руки у поднятого на дыбу человека выворачивались назад и часто выходили из суставов, так что осужденному приходилось висеть на вывернутых руках. На дыбе находились от нескольких минут до часа и более. Майор же настолько пребывал в ярости, что приказал держать преступника на дыбе весь день, отчего тот оказался полностью лишен рук и ног, практически перестал дышать из-за ужаса и постоянных нестерпимых болей, неизменно сопровождавших его при каждой малейшей попытке движения. Разумеется, весь день полк не стоял перед ним, но вначале часа два точно пришлось им наблюдать за провинившимся. В итоге, спустя пятнадцать часов такого «Ада», подвешенного сняли с дыбы. Он был еще жив, но явно не способен был больше продолжать службу. По приказу Жёва его отправили домой, без назначения пенсии, как преступника, отбывшего наказание и лишенного полагавшихся ранее прав. Больше никого на дыбу не поднимали, преступления не доходили до подобных масштабов. Хотя за дезертирство и перебежничество – наиболее страшные преступления – наказание было всего одно – расстрел на месте. Но тут сомнений не было ни у кого.
Но вернемся же к смотру войск, столь волнительному событию как в жизни обычных солдат и офицеров, маршировавших на плацу, так и в жизни майора Жёва, этот смотр принимавшего. Обычно парады и смотры в Оране шли около часа, поскольку кроме полутора тысячи пехотинцев, двух сотен всадников и сотни артиллеристов, обслуживавших всего пятнадцать пушек, никаких солдат в гарнизоне не было. Была еще городская полиция, также состоявшая из французов, но их было от силы человек двести, да и подчинялась она не гарнизону, а гражданскому мэру Орана. И потому они не участвовали в заурядных смотрах. Кроме того, на парады и смотры по обыкновению приглашались горожане, причем среди них было весьма много переселенцев из метрополии. А на этот же раз на смотр не пригласили никого. Это было решение Жёва, он захотел провести смотр для себя одного, чтобы получить удовольствие от стройных шеренг своих бойцов. И сегодня он оказался парадом доволен. И пехота, и кавалерия, и артиллерия показали себя более чем хорошо, и по завершении смотра Жёв позволил всем солдатам отдохнуть и повеселиться. Под радостные возгласы майор отправился к себе в кабинет, чтобы переодеться и закурить очередную сигару.