Глава III
В этом романе, может вам и не нравится, но пора бы уже привыкнуть, если вы до сих пор его читаете, вошло в традицию описывать погодные условия. И данный момент не станет исключением, ведь гигантскому цирку предстояло перебираться в другое место, развлекать новую публику. Она совершенно не отличалась от той, что была в Марселе, или во многих других городах до него, и единственным отличием могло служить лишь внешнее представление самой публики. Однако же интересы всегда были у всех одинаковы. Помните великую древнеримскую фразу «panem et circenses», что в переводе означает «хлеба и зрелищ»? Наверняка не раз вы встречались с ней. Так вот и в девятнадцатом веке у простого народа обычно эти два желания превалировали над остальными, более современными желаниями, по типу равенства, братства и прочей демократии. И цирк «Парадиз» великолепно удовлетворял эти потребности «плебса», продавая билеты на свои представления и сразу же там, у входа, расположив киоски со всякими вкусностями, наподобие арахиса (которым чаще всего пользовались как средством издевательства над уродами), сухарей, моченых яблок, кренделей и даже колбасы. И, разумеется, для всего этого требовалась большая кухня, на которой можно было бы готовить в гигантских количествах не только еду для артистов, но и эти самые вкусности и даже еду для животных. Куда ж без них, их тоже надо было кормить все-таки. Как и большинство всех «учреждений» цирка, кухня располагалась в шатрах, только не шапито, а в форме тентов, как и врачебный шатер. Отличало шатры кухни то, что они были в три раза плотней и ниже, примерно в два с половиной метра, что позволяло еде долгое время не остывать в условиях нахождения на улице. Еще одной особенностью шатров кухни было то, что их всего было целых четыре, и соединены они не были, дабы не распылять пар от пищи. В каждом из шатров готовился свой, отдельный вид еды. Видов этих было столько же, сколько и шатров – четыре: еда для артистов, еда для зрителей, еда для животных, еда для руководства и охраны. Еду для уродов готовили обычно в шатре, где готовили для животных, поскольку кулинарными изысками их (уродов, то есть) старались не баловать. Также на открытом воздухе в теплое время года проходили самые зрелищные представления, на которые приходило до четверти населения городов, так как ограниченных мест не имелось, все стояли друг за другом и друг на друге. Вот почему так важна погода. Зима 1869 года была чрезвычайно мягкая, и на юге Франции ее совершенно не ощущалось, разве что дожди часто шли. И утро 16 декабря того же, 1869 года, было влажным, но не дождливым, что позволяло цирку уехать без особых трудностей. За ночь, которая прошла в промежутке между главами, рабочие успели разобрать все шатры, в том числе и Большой шапито, и Буайяр дал команду все грузить в вагоны циркового поезда. Вы же не думали, что великий цирк «Парадиз» передвигается с помощью лошадей?
Омар проснулся от громкого крика Клода, который пришел разбудить араба. Шатер, в котором его держали, уже разобрали, так что бен Али еще четыре часа спал под открытым небом. Но ему не привыкать к такому порядку. Уж сколько времени он провел в пустыне, спав на песке, среди змей и ветров, и поэтому не ощутил никак того, что над ним уже ничего не было, кроме небольшого деревца, защищавшего от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь изрядно поредевшие тучи. Клод меж тем уже минут пять орал как резаный, пытаясь разбудить мирно спавшего Омара, который будто специально не поддавался на окрики. Однако общий шум энергичного движения цирка, всех его обителей, которые собирали вещи и весело общались друг с другом, обсуждая следую цель труппы – Лион, все-таки заставили араба открыть глаза и обратить внимание, что он, видимо, спал дольше, чем ему было положено. Чуть поднявшись с кушетки, на которой он спал, бен Али разглядел фигуру Клода, а также его весьма удивленное лицо, на котором было буквально написано: «Ты, негодяй, я тебя добудиться не могу уже львиную долю времени, которого и так совершенно нет».